Свет на теневую сторону. Людмила Федоровна Шалина

на полу.

      – Бедный Шурик.

      – Мать хочет разыскать под домом его гнездо и выселить ежа оттуда, чтобы он не таскал яблоки и не подрывал кусты. Мы Шурика с тобой обязательно отстоим и Госбанк, памятник классицизма, тоже! Появится у нас ещё один Шурик, – без иголок. И впредь не вешай носа.

      16. Мешок с лягушками и две обыкновенных истории.

      Юра пришел сегодня рано. Вера приняла душ, расчёсывала волосы.

      – Жена, одевайся, пошли в гости!

      – Опять в гости?

      – А разве мы с тобой вчера в гостях были? Мы кутили в ресторане.

      – Пошли, – неохотно согласилась Вера. – Только когда ты эскизы Госбанка будешь делать?

      – Может я совсем не стану Госбанк расписывать. Михаила возьмём с собой, ему полезно… – И отправились к Епихину.

      Мастерская находилась на последнем этаже дома, пропахшего кошками. В мастерской стояли на полках пыльные самовары, изразцовые плитки, – в раненьях красноватых, трещинках. Но, хороши!

      – Как дом на слом, у меня все печи на учёте! – хвастал Епихин.

      В стороне кто-то показывал свои этюды.

      – Что ты хочешь этим сказать?! – спросил Плюшевый.

      – Живопись – не говорящий кот. Зритель сам домыслить должен.

      Вера посмотрела на человека, одетого более тщательно. Звали его кто Филипп, а кто и по отчеству.

      – Филипп, а правда, здесь что-то есть! – Чуркин почесал висок.

      – Произвольное толкование, как в музыке, дискретность видения, – щеголял словечком Филипп.

      – Музыка с дискретностью вроде бы не совместима, – заметил Плюшевый.

      – Отойди, людоед, от тебя человечиной припахивает, – Филипп снял ворсинку со своего рукава.

      Гриша отошёл, стряхнув пылинку на своей груди.

      Колыхнулась занавеска, за которой стоял топчан. Гулов, пользуясь по дружбе у Епихина мастерской, вошёл к гостям. Все ждали, что Вячеслав выскажет по поводу этюдов Филиппа.

      – Вам-то можно преспокойно спорить…, – и чиркнув ногтем большого пальца по губе, решил не добавять, – что и жить с приличных заказов. – Вот лучше женщину спросите, – кивнул на Ветлову. – Они мастера подтекста и произвольного толкования. – Вернулся на топчан. От крепкой шеи свесился к коленям его учрежденческий галстук.

      Гриша не мог оставить Филиппа в покое:

      – Секретов к тому же спец по общим решениям. Вынимает перед членами худсовета из нагрудного кармана листок, куда жена платочек беленький заботливо положила. Иной раз наклеенные на ватман полоски израсходованной бумаги предоставит…

      – Кончай, – оборвал его Гулов.

      – Вступай в Союз Вячеслав Иванович, может, что подскажешь?! У нас же во…, – Гриша мягко постучал себя по лбу.

      Ожидали к столу чего-нибудь покрепче.

      В мастерской на столе, из продуктовых ящиков, был «натюрморт» – гора кильки, расползшейся по серой вымокшей газете. Вместо стаканов майонезные баночки, неважно мытые от колеров. Бутылки девственные, – под столом пока.

      – Ну, живо-писцы,