Свет на теневую сторону. Людмила Федоровна Шалина

помирай свиньей.

      – Правильно, все поодиночке свиньями перемрём, потому что такие наши общие решения – похабный мрак! За такие художества надо в тюрьмы отправлять!

      Зоя, Гриша молчали. Вера потупилась.

      – Тут не до шуток, – согнал улыбку Гриша. – Эх, была бы у меня возможность, сегодня же в Москву уехал или в Питер, пока еще могу что-то делать. Хоть в каком журнале нас с Зойкой пропечатали бы.

      Зоя странно посмотрела на мужа:

      – Нам хотя бы ремонт закончить.

      Малогабаритная квартира, забитая подсобными шкафами, все-таки была для семьи художников мала. Когда Грише становилось тесно, начинался запой, не ночевал дома, водил в мастерскую сомнительных женщин.

      А к Зое возвращалась депрессия. Дверь на лестницу у них никогда не закрывалась. Квартира без хозяина пустела, оставалась без нательных вещей, без посуды, обнаруживалась недостача даже мебели. Зоя продолжала сидеть на тахте в кружевной вышитой рубахе, в своих бесподобных панно-аппликациях из ситца и гадала на картах. Приглашала, поила, кормила цыганок, чтобы помогли справиться с хозяйством и с её недугом. Они уходили от Зои с подарками. Квартира опустошалась вконец.

      Только четыре сиамских кота не покидали хозяев, ни при каких обстоятельствах. Лучший кусок мяса, рыбы – всегда им.

      Коты отличались удивительной чистоплотностью и все по очереди пачкали в розовый фаянсовый унитаз, – единственная недвижимость, которую невозможно было вынести. Коты научились за собой сливать, дергая за игрушку на цепочке.

      Знали эти изящные животные, когда дома плохо. Были Зое и Грише всегда друзьями, утешая их голод по красоте и теплу бежевым мехом, в котором сияли ласковым аквамарином чистые глаза животных.

      – Когда я помру, чтоб удобней лежать, пускай мне поставят памятник из моих котов, – напоминал Гриша. Пошёл их накормить, вернулся в комнату. Снял с петель встроенного шкафа полированную дверцу, положил на четыре коротеньких подставки. Зоя вытерла пыль маленькой ладонью:

      – Не держу грязных тряпок, сразу выбрасываю, – поставила на стол японский сервиз. Гриша принес сковороду, горячий чайник. В доме всегда был чай из нескольких сортов трав, с брусничным листом, и что-то ещё особенное заваривалось в нём. Зоя открыла вино. Женщины не успели отпить по рюмке, вино под давлением Гриши и Юры стало быстро исчезать.

      – Есть тут у нас один специалист по «общим решениям», – возобновил Гриша. – Юркин друг закадычный. Ветловой он даже понравится, – галантный товарищ.

      – А что ты против Филиппа имеешь? – взорвался Юра. – Кусок у тебя отнял?!

      – Во, во, эт-то самое! …Дёшево мыслишь, Жилкин.

      – Да ведь ты сам за хороший кусок горло порвешь. Видел тебя на распределительной комиссии: «Этого попридержать – у него потолок, а этому – дать!»

      Зоя незаметно убрала со стола недопитую бутылку.

      – Поставь! – воспаленными глазами Плюшевый наблюдал за Ветловой. – Так вот, видела синьки: план, фасады, что там ещё у Зои? Хочешь делать общее решение