Весело – но грустно. Евгений Владимирович Жироухов

Елисеевна все рассказывала и рассказывала.

      Поздней осенью в ветреную ночь старуха умерла счастливой смертью, во сне. Родственников никаких у нее не имелось и все свое имущество она завещала Нине Петровне и Клавдии Ивановне. При условии, что те похоронят ее достойным образом на старом городском кладбище.

      – Какое уж тут имущество, – раздраженно выговаривала Нина Петровна, громыхая ящиками комода в комнате покойной. – Какое уж тут наследство – одно барахло древнее. И свои-то затраты на похороны не возместим. Связались только.

      Клавдия Ивановна успокаивала:

      – Кто ее знает, Петровна, может, у бабки и запрятано где-нибудь в тайничке. Надо поискать повнимательней.

      – У-у, чертова ведьма. Не могла до смерти предупредить.

      Они дотошно осмотрели все ящики комода, высокий, под потолок черный шкаф, ощупали до сантиметра подушки и перину, сняли со стен картины, обстучали ножки стола и подоконник, даже высыпали землю из горшочков с геранью.

      – А что если эта баба – золотая? – посоветовалась с напарницей Клавдия Ивановна, держа в руках большую бронзовую статуэтку. – Тут вот написано что-то по-старинному… «Ангелу блаженства от бу- бу-буревестника революции на вечную память». А?

      Нина Петровна взяла статуэтку испачканными в пыли руками, покачала ее на весу и вернула обратно.

      – Нет, не похоже… Если только картинки ценные. Они, говорят, очень даже бывают дорогие.

      Осмотрели две картины в темных резных рамках, но, сколько ни силились, не могли представить, что в них может быть такого дорогого. Решили разделить наследство поштучно, по совести.

      Картины разделились легко: каждой по одной. Потом – мебель. Нина Петровна выбрала себе шкаф и кровать, а Клавдии Ивановне выделила комод, стол и два витых стула.

      – Стулья, между прочим, очень ценные, венские, – заметила Нина Петровна и для баланса отложила на свою сторону побитую молью шаль и меховую муфточку.

      Двенадцать ложек, похожих на серебряные, разделили пополам. Бронзовую статуэтку и подсвечник Нина Петровна всучила Клавдии Ивановне уже с уговорами, потому что их эквивалентом она взяла себе пышную перину и две подушки. Клавдия Ивановна обиженно заскулила «ой-ей-ей», и Нина Петровна с крепким выражением а подавись" швырнула на ее сторону одну подушку.

      Через несколько дней Клавдия Ивановна благодаря помощи своего дружка Владимира Пахомовича нашла покупателей старинной мебели. Продала доставшиеся ей комод, стол и стулья за такую сумму, что поначалу сама растерялась. По простоте душевной поделилась новостью с соседкой – и Нину Петровну от таких известий чуть не хватил инфаркт, она опять недобро помянула покойную и вместе с ней Клавдию Ивановну, которой, по ее мнению, так повезло потому, что она приняла от ведьмы ее колдовство и теперь вовсю жульничает на манер иллюзиониста в цирке.

      – За гнилые деревяшки пятьсот рублей!.. Да я на тебя в милицию пожалуюсь, кикимора коммунальная! – кричала,