Приземления. Анна-Нина Коваленко

легко догадаться: до сих пор (имеется ввиду убийство Чаушеску и появление бананов с Запада) жизнь ее была ужасна…

      Слова ли, гармонический звук ли ее низкого голоса, или кодеин от моего кашля подействовал на Франческо: глаза его наполнились слезами.

      – …Я дурной человек, – всхлипывает он. – Я наркоман, вор и убийца. Я безнадежен.

      Безбожно убийцы начало…

      Это было в Африке… Какой-то мальчик… А уже потом, в Турине… Нет- нет, во Флоренции… Он познакомился в кафе с девушкой, красивой девушкой Лаурой, пригласил ее к себе в отель… Она хотела его – он это видел – а приняв за обыкновенного импотента, поступила неразумно, обидев его своим смехом…

      – Ты не ревнуешь? – вдруг робко, даже заискивающе спрашивает меня Франческо. – Ведь я тогда был так одинок…

      Как ни странно, я не ревную. Ну может быть, чуть-чуть. Ведь будь у них побольше времени – он мог бы посвятить ей превосходные стихи.

      …«Ма-а-ма» помогала замести мокрые следы: билет на самолет, очередной – первоклассный отель, новая просветительская миссия… Сыновья еще не созрели для большого бизнеса.

      – Загипнотизируй меня снова, – просит он, в попытке обнять извиваясь. – Я вздрагиваю. – Преврати меня опять в змея.

      Я не умею гипнотизировать. Да этого, собственно, и не нужно.

      ***

      … Продолжаю писать уже в помещении аэропорта.

      Вчера утром (как выяснилось, на восьмой день описываемой встречи) он отправился побегать, одевшись для такого привилегированного занятия в отвратительно грязный наряд, отдаленно напоминающий спортивный. Прихватил с собою и велосипед, до того стоявший в углу номера.

      За время их с велосипедом короткого отсутствия я собрала, как могла, свои вещи, подтащила сумку к двери, накинула плащ; и как только открылась дверь номера, впуская их – выскочила наружу и побежала (так мне, по крайней мере, казалось) по коридору, хоронясь за спиной случайно оказавшегося китайца…

      Спустившись к администратору, приклеенному к своей книжке за барьером, я, помню, сказала:

      – Мне нужно с вами поговорить.

      Рядом, за окошечком кассы, стояла и автоматически улыбалась молодая итальянская корова.

      Притворившись, будто они не понимают по-английски, мне стали совать в ответ то травелл-паспорт, то какие-то таблетки, называя их «медисин».

      Подошло еще одно – главное – действующее лицо отеля, его владелец, зеленоглазый, блестящий красавец, который вручил мне одну за другой три свои визитные карточки, что-то говоря по-итальянски, наверное приглашая еще не раз побывать в их заведении.

      Разумеется, по всем правилам хорошего тона мне следовало давно уйти, а по правилам простейшей динамики, хромая пешком в сторону Малпензы и делая четыре-пять километров в час, за два дня и две ночи как раз прибыть к отправлению самолета Милан – Нью-Йорк.

      Но мне так не хотелось расставаться с ними, что, в конце концов, первые двое заговорили по-английски с приятным лондонским акцентом.

      Зеленоглазый Эдуардо Брандолезе увел