Голос Незримого. Том 2. Любовь Столица

идет там расставанье!

      Говор там идет грустящий,

      Словно бисер шелестящий,

      Словно зегзиц кукованье.

      Вопрошает так Олона:

      «Как могло всё это статься?

      Ты – милей мне сына, братца,

      Ты – мой жданный и молённый!»

      А Медун ей отвечает:

      «Не горюй: так, видно, надо.

      Лишь разлука горче яда.

      Смерть меня не удручает».

      Вопрошает вновь Олона:

      «Без тебя как жить я стану?

      К неживому кинусь стану

      И сама умру без стона».

      А Медун ей отвечает:

      «Не печалься: будем вместе.

      Как жених, явлюсь к невесте.

      У русинов каждый чает».

      Вопрошает вновь Олона:

      «Как же будет то возможно?

      Не томи надеждой ложной!

      Ты погибнешь, умерщвленный».

      А Медун ей отвечает:

      «Не грусти: уж я на тризне

      Возвращуся к новой жизни.

      В этом жрец нас поучает».

      И открыл, что жил, не веря

      В Плену, Реку и Ратгаста —

      Проклиная втайне часто

      Всех богов их, злых, как звери!

      И что есть один лишь правый

      Бог, подобный их Зориве,

      Но добрей, мудрей, красивей,

      Синеглазый, русоглавый.

      Показал ей знак нагрудный, —

      Перекрещенный, злаченый,

      И, обнявшися с Олоной,

      Замер в думчивости чудной.

      Ниже – озеро Лейяла

      Золотым венком свивалось,

      Алой лентою вязалось, —

      Их красою утешало.

      Дальше горы Загадули

      В пышных купах багрянели,

      В желтых клубах пламенели, —

      И Олону ввысь тянули.

      Встала вдруг она, прямяся,

      Светлым оком в небе канув:

      «Будет верить в истуканов,

      Что стоят на крови, мясе!

      Твой же Бог золотосердный

      И моим да будет богом.

      Дай мне знак его залогом

      Нашей брачности бессмертной!»

      Встал Медун: «Тебе дарю я,

      Что не дал бы иноверцу…»

      И прижал ее он к сердцу,

      Подарил ей крест, целуя.

      Так на вышке белобревной

      Всю ту ночь Медун с Олоной

      Протаилися влюбленно,

      Прошепталися любовно.

      А пред солнечным восходом

      Раздались внизу блеянья,

      Восклицанья и бряцанья

      С плясовым тяжелым ходом.

      И сказала тут Олона:

      «Собрался народ зарано,

      Ибо нынче День Багряный,

      Не Зеленый! Не Червленый!

      Праздник плода сбереганья,

      Материнского зачатья.

      Ах! должна тебя отдать я…

      Ах! убьет тебя закланье…»

      И пошла за милым, воя

      Дольних иволог несчастней,

      Вся в суровеющем красне

      Под косою огневою.

      А внизу – в народном шуме

      Жрицы кликали, кружились

      И кинжалами язвились,

      Полны яростных безумий.

      На плечах зияли раны,

      А в перстах гремели бубны.

      Вслед, серебряны и крупны,

      Шли священные бараны.

      Их