Катаклизм внутри, Катаклизм снаружи. Ташендаль

и свой дом. Отгремели батареи артиллерийской поддержки, с бронетехники слито всё топливо, оружие сложено в пирамиды и закрыто под замок. Солдаты, сильные духом и телом парни, разбредались по домам, которые успели стать им чужими.

      Что меня ждёт на перроне? К кому я возвращаюсь? Оправданы ли средства, потраченные на достижение цели? Обыденные вопросы, привычные… Сейчас, спустя месяцы пребывания на периметре, у меня возникла совершенно новая мысль, куда сложней всей этой рефлексирующей чепухи… Знай я, на что иду, попытался бы что-нибудь изменить в прошлом?..

      Стук рельс замедлился, а потом и вовсе стих. Распахнув дверь, девушка скинула вниз металлическую лесенку. Прежде, чем спуститься, я задержался:

      – Сигареткой не угостите?

      Брюнетка приветливо улыбнулась и извлекла из кармана пачку Winston-а. Протянула. Я достал одну и, благодарно кивнув, спустился вниз, в ночной город.

      Оранжевый свет фонарей расплывался угловатыми кляксами на фоне тёмно-синего безветренного неба, бил по глазам, привыкшим к темноте, отражался от крупных хлопьев снега, мерно спускающихся на город. Скрывшиеся под их слоем скамейки больше напоминали белоснежные диваны, невесть кем оставленные у входа на вокзал, одноэтажное здание которого, ослеплённое проглотившей город зимой, щурилось тёмными окнами.

      Позади раздалось легкое постукивание. Три удара, а потом, после небольшой паузы, ещё два. Я обернулся.

      – Прощай, солдатик, – затягиваясь сигаретой, засмеялась проводница. – Береги себя.

      Поезд вздрогнул и сделал несколько неуверенных шагов, готовый отправиться дальше. Брюнетка закинула обратно в вагон лесенку и закрыла дверь.

      Сделав большой глоток свежего морозного воздуха, я достал из кармана зажигалку и закурил. Никотиновый голод, всё это время не дающий покоя, с каждой затяжкой ослабевал, а потом и вовсе улетучился вместе с клубами дыма, исчезающими в глубине ночного неба.

      Ненавистный Город остался позади… Но так ли он был ненавистен? Откуда эта мазохистская тяга вновь ощутить сдавливающий душу страх? Почему видения, неотрывно преследующие меня от самого госпиталя, воспринимаются так обыденно и привычно?

      Ответ прост – Город хорошенько надрессировал своего верного пса. Моя война никогда не закончится, никогда не стихнут выстрелы, громыхающие где-то на краю сознания. Никогда не обретут покоя шагающие следом за мной призраки. Подобно экзотическому инструменту, изготовленному для одного лишь удара, я буду обречён пылиться на дальней полке, ожидающий, что снова понадоблюсь кому-нибудь, готовый к любой боли, согласный работать на износ, пока рукоятка не сломается, лишь бы не возвращаться в одиночество чулана.

      Я так боялся превратиться в чудовище, что не заметил, как стал им… Парадокс… Прав был Штыков… Мы мечтаем выжить и обрести покой, который давно дожидается в темноте смерти…

      За то время, что я курил, в пределах видимости не появилось ни одного человека. Немудрено, на часах половина первого, кому