Катаклизм внутри, Катаклизм снаружи. Ташендаль

пугало, что нам не выдали такие же свинцовые нагрудники как у военных, но лишь самую малость, достаточно, чтобы я собралась с мыслями. Полыхавшие ещё час назад обида и разочарование сгорели вместе с сердцем, оставив после себя безжизненный вакуум. Эмоции остались позади, началась работа.

      Записывать видео запретили, так что приходилось фотографировать чуть ли не всё подряд, однако пустынные пейзажи покинутого города быстро приелись. Велика ли цена одинаковым снимкам ничем не примечательных зданий? Да, иногда на маршруте нам попадались перекрученные стволы деревьев и исковерканные неведомой силой автомобили, но не более. Зачем мы вообще надели эти бронежилеты? Автобус пуленепробиваемый, позади сидит целая орава вооружённых парней, а над головой барражируют боевые вертолёты. Если в городе и есть кто-то, помимо нас, нападать он вряд ли решится. Поэтому я расстегнула неудобный ремешок каски и ослабила липучки на боках.

      Ни тебе опасностей, ни чудовищ, описаниями которых пестрели гуляющие по городку байки. Чего так боится Ян? Зачем я рвалась сюда?

      И тогда я перевела объектив с окружающего мегаполиса на пассажиров автобуса. Вот где сокрыты самые потаённые тайны Города, вот где притаилась настоящая сенсация! Озарение опьянило, я мигом забыла обо всём на свете!

      – Простите… Простите, я могу фотографировать военных? – запрета на съёмку личного состава экспедиции не было, но, тем не менее, стоило проявить осторожность.

      Переводчик передал мой вопрос командующему офицеру, но тот ничего не ответил. Поморщившись, военный легонько похлопал старшего лейтенанта по плечу, и, наконец, тот пришёл в себя:

      – Делайте, что хотите, только не лезьте ко мне.

      Переводчик, явно удивлённый таким ответом, кивнул, произнося на польском:

      – Снимайте.

      – А как на счёт прессы?

      – Делайте что хотите, только не создавайте проблем.

      Получив разрешение, я начала самозабвенно фотографировать напуганных солдат сопровождения, не поспевающего отвечать на вопросы моих коллег переводчика, сурового вида командира и жадно щёлкающих камерами журналистов. Один из солдат, заметив, что я фотографирую его, улыбнулся. Контраст между простым проявлением человеческого дружелюбия и угрюмыми лицами других пассажиров был настолько сильным, что на мгновение я растерялась и опустила фотоаппарат. Вот оно, вот ради чего я приехала сюда. Это фото стоило всех тягот и лишений жизни возле периметра! Один снимок, уместивший в себе невероятно глубокий подтекст торжества жизни над смертью, добра – над злом, света – над тьмой, и знаменующий конец Катаклизма!

      Я улыбнулась в ответ, чувствуя, как пустота внутри заполняется теплом.

      Дальнейшие события сменяли друг друга настолько быстро, что я не успевала реагировать на них. Улыбка исчезает с лица солдата, словно испуганная бабочка. Рация на поясе офицера оживает, все оборачиваются к окну в хвосте автобуса и замечают огромный вал чёрной клубящейся бури, пожирающей город. Журналисты