Лабаста. М. Мели

Как ни пытался Данила сохранить тайну, но неведомым ему способом хуторяне уже все разузнали. Жена и теща клялись, что секрет не рассказывали, да теперь уже поздно искать проболтавшегося.

      Робкая Ксения, уплетала уже третий кусок пирога (это после большой тарелки каши) и Петро понял, что худоба ее не от плохого аппетита. Почему-то ему нравилось смотреть, как она кушает.

      Казачий наряд, которым поделилась Поля, очень шел девушке. Несмотря на то, что ростом она была не меньше хозяйки, все равно казалась рядом с Пелагеей прозрачной тенью. Казачка сияла словно солнце и успевала сделать тысячу домашних дел, при этом одарив каждого лаской и заботой. И даже Ксения, от этой свалившейся на нее любви все чаще улыбалась и безотказно опустошала пододвигаемые миски. Хоть печаль в ее глазах и не проходила.

      Во дворе раздался шум и залаяли собаки – прибыл дьячок. Петро открыл дверь хаты и обомлел – уж не весь ли хутор собрался у двора своего есаула?

      Ростом дьяк был не меньше самого Петро, а такие люди встречались не часто. В ширину же служитель был так велик, что каждый зевака подумал: «А пройдет ли он в дверь хотя бы боком?».

      Внутри хаты долгожданного гостя сразу усадили на лавку, дали чая и пирога. Но не потому, что считали его важным чиновником, а потому что он никогда не отказывал в помощи даже простому казаку, считался добрым и был в хуторе любим.

      Ксения смотрела на него со страхом, понимая, что приехал сюда этот человек в черном одеянии из-за нее.

      Все уселись на свои места и дьяк начал что-то тихонько спрашивать у Ксении на ее смешном языке, а та отвечала.

      Петро нравился ее голос, особенно когда он слышал знакомые слова, которые глупые ляхи любят произносить неправильно.

      Добродушное лицо дьячка то мрачнело, то светлело, то становилось серым, как грозовая туча. Особенно, когда Ксения прерывала свой рассказ, чтобы не дать подлым слезам выступить на глазах.

      Последние несколько минут их разговора лицо служителя было красным, в нем читалось желание прямо сейчас отправиться куда-то творить справедливость, сжатыми от гнева кулаками. От этого Петро и сам вдруг рассердился и захотел выбежать прочь в поисках виноватых. Как ножом по сердцу резала его тишина, возникающая каждый раз, как Ксения замолкала, борясь с собственной болью.

      Никогда раньше чувства не увлекали его с такой силой, что могучий казак вдруг почувствовал недостаток воздуха и шатаясь подошел к окну. Ветерок с улицы немного освежил его разум, и он окинул взглядом комнату.

      Данила опустил голову и нахмурился, а Пелагея крепко прижимала малышку к груди, иногда целуя в золотую макушку. Старики на лавке всем своим видом демонстрировали любопытство, даже непоседливый Лука затаился рядом с дедом. Все взгляды были прикованы к дьячку и каждый ждал объяснения и долгого рассказа.

      Тот задал Ксении последний вопрос, на который она испуганно округлила глаза, но через мгновение все же согласно кивнула.

      Тогда он встал, и сказал, обращаясь к Даниле:

      – Гостья ваша – сирота, младшая