Лабаста. М. Мели

твоей будет.

      Но Данила улыбнулся, кивнув на ребенка:

      – Твоя ноша? Не тебе сегодня с женой объясняться.

      Объясняться не пришлось – увидев их Пелагея не стала задавать лишние вопросы, а лишь несколько по делу, велев отнести гостей в теплую баню. Матушка Пелагеи, испуганно запричитав, бросилась открывать двери перед казаками. Хозяйка закружила над гостями, и Данила с Петро вышли, переложив заботы на женские плечи.

      В хате было пусто, на столе остывала горячая каша и казаки молча принялись за еду. Каждый про себя гадал, что за шутку сотворила с ними сегодня судьба.

      После еды, когда в люльках уже начал заканчиваться табачок, в хату вернулась Пелагея.

      – Ох и подарочек привез мне муж сегодня.

      Взяв люльку у Данилы из рук, она устало села на лавку и обняла мужа.

      – Ребенок – девочка, года три ей, не больше – здорова, словно не на морозе вы ее нашли. Пухлая, как булка хлеба и одежда у нее дорогая, похоже, не простых селян дочка.

      В ее голосе слышалась радость и умиление, и по всему ее виду казалось, что женщине не терпится вернуться в баню и еще раз взять в руки эту «пухлую булку».

      Вдруг взгляд Пелагеи потемнел, и она посмотрела на Петро:

      – Девочка, что ты принес тоже совсем ребенок еще. Сколько лет не знаю, но худа, что смотреть страшно. Ее одежда ей велика, под рубашкой кожа да кости. И синяки такие – что не знаю, может и сломано у нее что-то в боку.

      Она говорила все тише, переходя на шепот, словно сама страшилась своих слов.

      – Живого места на ней нет – и старые синяки, желтого цвета уже, и новые, как будто вчера кто-то ее колотил. Волосы шелковые, да части не хватает – выдрала чья-то бессовестная рука.

      Данила с Петро переглянулись. Девчонка хоть и была не маленького роста, но от худобы казалась прозрачной – и у кого рука поднялась такое создание бить?

      Пелагея продолжала:

      – Что интересно, одежда у нее тоже богатая, но старая. Штопанная перештопанная. Как будто кто-то отдавал ей свои вещи донашивать, может работницей у кого была. Но она не мать ребенку это точно – сама ребенок, ее замуж-то года через два можно выдавать, не раньше. Что говорю – кажется понимает, тут дело нехитрое, но сама молчит.

      Данила вздохнул и закрыл лицо руками. Надо ли сообщить кому о такой гостье? А кому?

      – Мы уложили их в бане, напоили медом. Что дальше делать решай ты, муж.

      Данила молчал.

      Она опять посмотрела на Петро:

      – Малышка себя Зоя называет, а старшую Ксенька, значит Ксения. Но больше ничего не пойму – она еще на их языке толком не разговаривает. Мать зовет.

      Пелагея затихла, слезы жалости к маленькой Зое накатили на нее так сильно, что она снова отправилась в баню.

      Петро почему-то обрадовался, что знает теперь как зовут его сегодняшнюю находку и даже подумал, что ему нравится это имя – Ксения. Но после все его мысли устремились к тому злодею, что хотел погубить два беззащитных создания. Думы о возможной мести прервал Данила:

      – Завтра позовем дьяка,