Реликварий ветров. Избранная лирика. Александр Радашкевич

Нов. Гавань

      К похождениям г-на Чичикова

      Уступите мне мёртвые души

      за двугривенный или полтину. Да на что

      вам такая обуза? Вы

      послушайте, если бездушны – так

      лишь хлеба, а водки не надо. Уступите

      усопшие души. Не полушку

      сулю – соглашайтесь. Позарез мне

      набрать бы хоть дюжину, хоть пяток

      или сколько прикажете.

      Я поить

      земляничной росой, одевать

      в заграничное кружево буду их, а не то —

      в креп-жоржет, по утрам услаждать их

      весёлостью речи

      и гулять уводить поштучно

      всякий вечер в сплошной и неблизкий,

      старомодный нешуточный лес. Так уж,

      право, никто не осудит. Мне не сбить

      капитала иного. Уступите

      мне ваши почившие души

      и недужные

      тоже.

      22. XI.1983. Нов. Гавань

      «Словом, если удавалось – то…»

      Словом, если удавалось – то

      лишь ветреность

      и верность. На ледовой перепонке

      гладью вышиты морщинки.

      Что же выглядит свежее беглой

      новости о смерти? Ах,

      не в пору пообвыклись мы

      с трусцою несуразной.

      То пельмени с сердцем

      в комендантском доме, то

      мозги с горошком

      ел в первопрестольной. Словом,

      был неправильным настолько,

      насколько чудилось мне

      верным.

      29. III.1984. Нов. Гавань

      Две темы для финала

      Как леди Каролина Лэм,

      за полночь в фосфорной ротонде

      упасть. Ампирный поясок

      под грудью и имя пенкою из уст

      закушенных – чтоб распоролись облака,

      чтоб съёжились. Курчавый лорд, как

      косит ваша несусветность

      и хромота.

      Как опаршивевший поэт – своих,

      чужих предать и спутать. «Мосьё, я под —

      пишу стихи за франк, за пару ваших

      вшивых слов, я за…» Закрылась дверь. И

      с койки диктовать с оглядкой о чёте —

      нечете, о Пушкине чуток, и с тем

      небрежно переплыть границу без страны и

      без охраны.

      18. V.1984. Париж

      «Всё это, слушай, вышло попыткой…»

      Всё это, слушай, вышло попыткой

      никогда не скажу чего —

      может, пыткой плюшевых страшилищ,

      может, молотьбой папье-маше.

      И когда б не вычурные раны,

      не труха бескровная из швов, мы бы,

      стеклоокая, играли

      до сих пор, насупившись, с тобой

      в липовые кубики блаженства —

      у окна, в котором не скажу

      никогда какие облака

      зацветали на ущербном солнце.

      4. VI.1984. Париж

      Акватинта

      Лежит скорлупка на Неве.

      То шпиц, то купол над тупою крышей.

      Такая несуразица с утра, голландщина и

      петербургщина какая. Российщина.

      Петровщина.

      Глазетовые воды.

      То ломоносовщина, то ека —

      теринщина, а то

      суворовщина.

      Отроческий