Тришестое. Василиса Царевна. Леонид Резников

ведром?

      – А чего?

      – Ох, остолоп! – хлопнул себя ладонью по лбу царь Антип. – Жив-то хоть Филька али как?

      – А чего ему сделается-то? – пожал плечами Иван Царевич. Очень уж сильно обидные слова царя-батюшки за душу его зацепили. Ведь как лучше хотел, человека спас. – Оклемается, чай, не впервой.

      – Энто как так? – насторожился царь-батюшка.

      – А очень просто: он уж дважды едва не утоп по хмельному-то делу, – охотно пояснил царю Антипу Семен Потапыч, опередив Ивана Царевича. – А покамест спасали, в единый раз веслом по башке получил, а в другой – мосток сложился да и рухнул на него вместе со всей челядью, что боярина из воды вынимала.

      – То-то я гляжу, странный он какой-то, – покосился царь-батюшка на завозившегося на полу боярина Филимона, – словно с башкой у него чего так. Значит, отойдет, говоришь?

      – Не впервой, – повторил боярин Семен, пожевав губами.

      – Это ж сколько времени, сукин кот, угробил на простую-то работенку, – взялся заводиться царь Антип. – Сказал как человеку: поди, разыщи сыновей. А он что? В колодец полез, дурья башка! А где Данила-то с Козьмой?

      – Так он их позвать-то и не успел, – откликнулся Иван Царевич.

      – Ну, Филька!.. – выдохнул в чувствах царь Антип.

      – Так я их сейчас кликну, – Иван Царевич с готовностью шагнул к дверям.

      – Куды? – пристукнул посохом царь-батюшка. – Стой здесь! Сами заявятся. Жрать как приспичит… О, чую! Один ужо здесь.

      И вправду, в неплотно притворенную дверь сквознячком потянуло перегарный дух, а через один момент и сам Козьма объявился: морда отекшая, глаза красные, что у твоего кролика, нос сигнальным огнем светится-полыхает. А вонища от него стелется по зале – не приведи господи! Бояре тут же носы в воротники поутыкали. Более выдержанный царь-батюшка лишь поморщился.

      – А, Козьма! По здорову ли?

      – Здоров, отец, – проскрипел Козьма, недовольно обводя оловянными глазами пустое помещение. Ни стола тебе, ни снеди – опоздал, что ль?

      – Часы повернул?

      – Ага, как есть повернул.

      – И сколько ж натикало?

      – Да, почитай, восемь вечера, да еще четверть сверху.

      – Вечера, говоришь? – прищурил левый глаз царь-батюшка.

      – Ага, как есть.

      – Так чего ж ты есть-то заявился, коли ужин тю-тю ужо?

      – Так я энто… водицы испить, – выкрутился Козьма. – Вот напьюсь и пойду бдеть.

      – Потом бдеть будешь! А покедова стой, где стоишь. Ты ужо так набдел, что в помещении дыхнуть нечем.

      – Как скажете, – безразлично отозвался Козьма.

      – А вот и Данила пожаловал, – обрадовался царь-батюшка, видя, как в двери втискивается средний сын. – С чем пожаловал, сынок?

      – Куренка вот подстрелил, – гордо вытянул руку Данила-охотник. В руке его покачивалась курица-пеструха с обвисшими скрюченными когтистыми лапками и вываленным из разинутого клюва языком.

      – Угу, – понимающе кивнул царь Антип. – Во дворе что ль?

      – Скажете тоже, отец, – разобиделся