Именами вашими стоим. Евгений Георгиевич Балакин

готов был поклясться в этом, кто-то стоял, прячась за тяжёлой портьерой.

      – Да подождите вы! Ну, неужели вы ничего не чувствуете?

      – Чувствую… Становится прохладнее… Простите меня.

      Булгаков ушёл, а она всё стояла и смотрела ему вслед.

      – Барыня, вас Андрей Венедиктович зовут.

      У Насти была привычка подходить тихо, и в самый неожиданный момент. Ей часто влетало за это от господ, но сейчас Елизавета Андреевна, хоть и вздрогнула, но ругаться не стала.

      Она посмотрела отсутствующим взглядом на заспанное лицо девушки, затем подошла к скамеечке и села на неё.

      – Не могу я сейчас к нему пойти. Не могу… Ещё обижу чем-нибудь, сама того не желая.

      Небо постепенно затягивали тучи. Они наползали на звёзды и гасили их, всё ближе подбираясь к луне. С высоты, вырвавшись из материнских объятий, прилетела первая капля. Она была крупной, и упала Насте прямо на плечо. Та засмеялась и, радостно подпрыгивая, подняла лицо к небу, выставив вперёд обе ладони. Елизавета Андреевна невольно улыбнулась, глядя на неё. «Вот человечек! Радуется всему, как щенок малый. А может, так и надо жить?»

      – Ой, как Волга-матушка, да вспять бы побежала. Кабы можно, братцы, начать жизнь сначала…

      Елизавета Андреевна пела низким, грудным голосом. Пела красиво, с большим чувством, прикрыв глаза и слегка покачиваясь. Простые слова этой песни, переплетаясь с напевной мелодией, казалось, шли из самой глубины души и, отзвучав, не исчезали, а поднимались в самую высь поднебесную.

      – …Ой, кабы весною цветы расцветали. Кабы мы любили, да не разлюбляли…

      Петь Елизавета Андреевна научилась у своей бабки, Лидии Алексеевны Арсентьевой. У той было большое имение под Саратовом, богатое и привольное. Заправляла всем сама хозяйка, предоставив мужу, коллежскому асессору, всю жизнь прослужившему в Саратовской городской управе, полную свободу. А петь любили оба. Бывало, в конце длинного летнего дня соберёт Лидия Алексеевна у себя в усадьбе всех дворовых девок, да как начнут они выводить голосами да подголосками всякие кружева с приплётами, так со всей округи соседи сбегаются красоту такую послушать.

      Смолк голос, растворились последние звуки в ночной тишине, скрипнула дверь где-то в глубине дома. Настя слушала, как зачарованная. Сама не заметила, как присела рядом с барыней на скамеечку, а потом мечтательно, с лёгкой грустью сказала:

      – Как это у вас красиво получается, душевно. Я, если б могла, как вы, тоже бы ему так спела.

      Елизавета Андреевна с интересом посмотрела на неё:

      – Кому ему?

      Та, сразу же спохватившись, вскочила:

      – Ой, не спрашивайте, а то проговорюсь ещё ненароком! Стыдно мне!

      Но сохранить свою тайну Настеньке не удалось. Женская природа любопытна, а в делах сердечных – и подавно, поэтому Елизавета Андреевна крепко ухватила её за руку и насильно усадила рядом с собой с твёрдым намерением выведать, кто же смутил Настино сердечко.

      – Нет уж говори, раз начала! Теперь