Гринтаун. Мишурный город. Рэй Брэдбери

след, то ли мушиный

                                   свербеж.

      Это снежное сито, хоть в воздухе снег не

                                   кружится.

      Хоть света не видно, но тень собралася ложиться.

      Это уголь в лотке шебуршит, это балки

                                   скрипучие,

      Это дышат кроты и крыльями хлопают мыши

                                   летучие.

      Это – насаженных на вертел мечтаний

                                   невыносимые муки,

      Я могу лишь сказать, что Некое Нечто издает эти

                                   звуки.

      Это звук издает курганов могильных рытье,

      Это лес – из воска свечей погребальных литье.

      Это выкорм ночного кошмара, разрешение от

                                   слезного бремени,

      Это призрак бродячий вернулся из странствий по

                                   времени.

      Ветру бездомному запрещено просачиваться

                                   между нами,

      Но Некое Нечто нависло, как сгусток, над

                                   нашими снами.

      Паутина оборвана и мумия в саван обернута,

      Вместо рассвета солнце угасло – все тьмою

                                   подернуто.

      Войны старые ткут на челночных станках,

      Гобеленные рати обуял древний страх.

      Слышишь, знамена полощутся? Осмелишься

                                   посмотреть?

      Хочешь, чтобы я этому Нечто имя присвоила?!

      Знай же, Нечто, там наверху – это…

      Мансарда, где зеленеет лужайка[21]

      Мансарда, где зеленеет лужайка, – мирок между

                                   двумя мирами,

      Царством погоды-непогоды и царством

                                   плоти-крови и мечтаний.

      Задумал зодчий подчинить бег времени неслышный

      Ритмам поспокойнее, чем те, что бьются

                                   на улице-реке

      Иль на газоне, испещренном собачьими следами.

      Здесь давешнее утро разверзает зев,

      Когда еще не родились кончина и утрата,

      А запечатанный в утробе страх запнулся,

      Чтоб выползти, шипя, в другое лето.

      Садовник жил когда-то здесь…

      Мой дед задумал завести на крыше

      Травяное море под стеклянной кровлей…

      Приватную лужайку, где каждая травинка —

                                   стрелка,

      Секундная, минутная и часовая, горящая на

                                    солнце,

      Куда придут мальчишки и собачки резвиться

                                   и озорничать,

      С улыбкой.

      А живность заурядная тем временем передвигаться

      Будет взад-вперед по оживленным улицам внизу.

      Вот вечерами поздними иль в полдень

      Дед поднимался поиграть в крокет,

      Вышагивал между воротцами,

      Постукивая разноцветными шарами

      И

21

«This Attic Where the Meadow Greens», Lord John Press, 1980.