Гринтаун. Мишурный город. Рэй Брэдбери

стоит и манит.

      Она – факел, магнит.

      Один, второй, третий ее красоту

                                   вспоминают.

      Не замечая друг друга, понуро, мальчишки

                                   шагают.

      Луг – океан. Выбирать не приходится

      Призванные эхом, личиком и голоском

      Первой дочери, призванной Богом,

      Они ступают по водам.

      Они минуют ее в безропотном безмолвии,

                                   не поднимая глаз,

      Подавленно и смиренно.

      Хлопает дверь. Получив пинка, мошки

                                   улепетывают на Марс.

      В большом летнем доме

      Каждая черная комната освещена

                                   мириадами звезд,

      В каждой свои неугомонные души.

      Бог откашлялся.

      – Кому курятины? – говорит он. —

                                   Передайте курятину.

      Умеющий печь отменные клубничные кексы не такой уж отпетый негодяй

      Я часто терзаюсь вопросом:

      Что из себя представляли мои мама

                                   и папа?

      Может, они стали родителями по

                                   недоразумению,

      Бесшумно, переминаясь с ноги на ногу,

      Недоумевали:

      Что же мы натворили?

      Зачали, родили, затем

      Взрастили сынишку-Горбуна [собора

      Парижской Богоматери],

      Неисчерпаемого, как плод граната,

      Корневище мандрагоры,

      Марсианское отродье?

      Терзались ли они сомнениями?

      И если да, то не высказывались вслух.

      Тревоги, не озвученные ими,

      Загонялись внутрь, заглушались,

                                   подавлялись, когда

      Сынуля непутевый мог огорошить мамочку

                                   и папочку тирадой вроде:

      Всякий, кто курит трубку, благоухающую

                                   так приятно…

      Или:

      Всякий, кто печет отменный клубничный кекс…

      …Не может быть совсем отпетым негодяем!

      После чего я удалялся восвояси.

      Им было невдомек, что я надумал:

      Залезть на дерево с пришитыми к спине

      Крылами летучей мыши

      И с леденцовыми клыками в пасти.

      Вот где я обретался!

      Что думали они?

      Мальчишка малость тронулся?

      Затем, домой вернувшись, чтобы прервать свой

                                   пост,

      Развеивал улыбкой их сомнения,

      Трапезничал и, погодя немного,

      Я, сытый и довольный,

      Изрекал:

      Всякий, кто печет отменный клубничный кекс

                                   (мама!),

      Или:

      Всякий, кто двадцать раз переплывает бассейн

                                   (папа!),

      Не может быть совсем уж полным негодяем.

      Вызывала ли у них гнев,

      Так и не обрушенный на меня,

      Моя