Одного человека достаточно. Эльс Бэйртен

весь воздух в комнате, надышаться им в последний раз. Такой звук, что я допустила саму эту мысль – что она, возможно, дышит в последний раз. И то, как она лежала: руки на животе, глаза закрыты, абсолютная неподвижность – она была похожа на всех мертвых, что я видела. Я подумала про мертвых из-за ее кожи. У живых такой не бывает. Ее цвет изменился, он стал словно день, что не желает начаться. Я наклонила голову к кафельному полу, на котором мы читали Розарий, стоя на коленях. Я смотрела только на него. Я хотела, чтобы он разверзся, и я провалилась во тьму под ним. Я ничего сильнее не желала, чем оказаться в этой дыре под землей.

      – Жюльетта, – сказала мать, – не стой столбом. Приведи доктора Франссена. Пусть он немедленно придет, Жюльетта. Немедленно. А то…

      А то что?

      – А то я его никогда не прощу.

      Я быстро выскочила наружу, во тьму.

      Танцы

      Я еще и половины не успела рассказать, как доктор Франссен вывел машину из гаража.

      Он изменился в лице, когда увидел Миа.

      – Ничего не понимаю. Вчера казалось, что она идет на поправку.

      Мать достала платок и начала громко плакать.

      – Я хочу, чтобы мне вернули мою доченьку, доктор.

      У него на лбу выступил пот.

      – Мы все этого хотим. Как я сказал, я ничего не понимаю. В любом случае я немедленно везу ее в больницу.

      – В больницу? – повторила я робко. – Посреди ночи?

      – Все очень серьезно, – сказал доктор Франссен. – Она в коме, бог знает, чем она больна.

      Мать вздохнула.

      – Я захвачу ее одежду.

      – Нет времени, – сказал доктор Франссен. – Надо ехать прямо сейчас.

      Но она уже развернулась и начала подниматься по лестнице.

      Снаружи было темно, хоть глаз выколи. Доктор Франссен бережно уложил Миа на заднее сиденье. Накрыл ее одеялом. Мать залезла в машину. Для меня места не осталось.

      – Я хочу с вами, – сказала я.

      – Ты не едешь, – ответила наша мать.

      Ее голос прозвучал слишком легко. Словно она собиралась на танцы и знала заранее, что все мужчины позовут ее танцевать.

      – Мы о ней позаботимся, Жюльетта. А ты пока помолись.

      – Помолиться?!

      Я затрясла головой. За последнее время я уже достаточно молилась обо всех возможных несчастьях, что могут выпасть на долю человека.

      – Делай, как я говорю, – сказала она. – Увидишь, это поможет.

      Они уехали, я смотрела им вслед.

      Ну хорошо. Я сделаю, как она сказала. Но я не собиралась просто сидеть на стуле и читать молитвы Розария до их возвращения. Я должна была придумать что-то более серьезное.

      Схерпенхейфел

      Я не спала всю ночь. С первым лучом солнца я встала, умылась, сделала пару бутербродов, засунула их в рюкзак. Надела куртку, зашнуровала ботинки и закрыла за собой дверь. Вскоре я уже стояла в пекарне.

      Сегодня мне нужно в Схерпенхейфел[10], сказала я жене пекаря, но завтра я приду, во сколько она скажет, и останусь, до скольких она скажет. Она ответила, что разрешает мне уйти и что мне нужно сообщить брату. Может быть, он пойдет со мной?

      Луи

10

Схерпенхейфел – бельгийский город, известный своей базиликой Девы Марии, одним из старейших соборов Нидерландов и Фландрии. Считается одним из самых популярных мест религиозного паломничества в Бельгии.