Волчий Сват. Евгений Кулькин

тут же на столе появилась чекушка, на дне которой, не больше, как на полтора пальца, зыбилась жидкость.

      – А можно и мне тоже отказаться? – тихо произнес Клюха. – Я чай больше люблю.

      – О! – восторженно воскликнул Чекомасов. – Марина, запомни этот час. Смотри, как это звучит: «Я вам водки налью!». А он: «Я чай больше люблю!»

      А Клюха все продолжал следить за Мариной. По всему было видно, что она тут не первый раз, потому как запросто отыскала чашки, по краю выгрязненные какой-то никотинной коричневостью. И вообще вела себя с той простотой, с которой ведет хозяйка в собственном доме.

      – Так как вас зовут? – тем временем обратился к Клюхе Чекомасов.

      – Николай, – полубуркнул тот. – А по фамилия Алифашкин.

      – Какая роскошная фамилия! – задивился Юрий Адамыч. – Али… но не «баба», а «фашкин». Это что-то от «шашки», наверно. Вы, случаем, не казак?

      Клюха угрюмо кивнул.

      – Меня тоже в казаки приняли. А потом я хорошо знал вашего одного писателя – Петрова-Бирюка. И вот мы как-то с ним по области ездили, так он меня все время просил: «Ну скажи обо мне, что я выше Шолохова».

      Он сделал летучий передых и продолжил:

      – И Серафимовича я знал. Бывало, в Москве, сидит на скамеечке, подремывает. Проснется и спрашивает у прохожих: «Как называется эта улица?» Ему ответят: «Имени писателя Серафимовича». Он улыбнется и снова засыпает.

      Клюху удивляла «ртутность» Чекомасова. Был он постоянно какой-то неуловимо движимый, словно кто-то дергал невидимые нити, которые вызывали немыслимый жест или, скажем, какой-то уж совсем клоунский поворот головы.

      Когда Юрий Адамыч в очередной раз упорхнул в другую комнату, Клюха осторожно спросил Марину:

      – А что такое «берегиня»?

      Та невидяще глядела на него какое-то время, потом с сердцем вопросила:

      – Неужели ты даже этого не знаешь?

      И в это время «в падучей» забился звонок. Он, как слюну, разбрызгивал трель, и Чекомасов со словами: «Сейчас, сейчас!» кинулся открывать.

      3

      Того, кто пришел, Марина явно не знала, и у Клюхи отлегло от сердца: значит, тут не было ничего сговорного. Пришедший был значительно моложе Чекомасова, плечист, голубоглаз и шеяст.

      – Ну я как всегда, – сказал, – то не вовремя, то некстати.

      – Сей человек, – торжественно представил гостя Чекомасов, – поэт и прозаик (и я его больше люблю как романиста), Арсентий Гонопольский.

      Гонопольский, однако, не подал никому руки, потому знакомство было несколько холодноватым.

      – Это, – кивнул Чекомасов на Клюху, – Николай Алишашкин.

      – Алифашкин, – поправил Колька.

      Но Юрий Адамыч это его замечание оставил без внимания.

      – А это… – начал было Чекомасов, но Гонопольский перебил его:

      – Несравненная Марина, что стройней, чем балерина?

      Клюха удивленно воззрился на Юрия Адамыча, словно он дал ему на сдачу фальшивую деньгу. Вскинула свою соболью