Волчий Сват. Евгений Кулькин

мыслью уверил себя, что такая девушка, как Марина, не может остаться бесхозной, тем более в таком большом городе, как Сталинград, но в душе лелеял надежду, что сама она еще не сделала выбора. И вот нынче, когда он спас ей если не жизнь, то честь-то уж наверняка, она конечно же остановит его на нем. Хотя грех таким образом принимать к себе расположение.

      После чая, просмотра альбома с фотографиями и всего, что из раннего детства Марины понавоспоминала Капитолина Феофановна, они переместились в зал, где стояла невиданная по тем временам штука – телевизор.

      Пел Мулерман.

      – Я так его обожаю! – воскликнула Марина, и у Клюхи спирально повернулось в груди сердце. Даже, кажется, стучать стало в одну – на вылет слева – сторону.

      – А у нас есть дед, – не совсем впопадно начал Клюха, – который, коль что-либо забудет, говорит, что у него выцвела память.

      – О! – воскликнула Капитолина Феофановна. – Он у вас выражается как поэт.

      – А он поэт и есть, – сказал Клюха. – Только корявый такой, в общем народный.

      Капитолина Феофановна перебила улыбку ухмылью превосходства: деревенские обороты речи Клюхи резали ей ухо.

      – И он пишет стихи? – полюбопытствовала она каким-то отжатым от себя, что ли, голосом.

      – Нет, частушки он сочиняет.

      – А папа говорит, – встряла Марина, – что это народное творчество.

      – Так оно и есть, – с тональностью, присущей его учителю Павлу Лактионовичу, начал Клюха. – Но ведь кто-то, скажем, делает зачин. Как в хоре. А потом другие доводят частушку до совершенства. И – ежели ей повезет – она и станет затем народной. То есть всеми певаемой.

      – А мы можем что-либо услышать из репертуара вашего деда? – спросила Капитолина Феофановна.

      – Могу. Только это не мой дед. Просто он живет в нашем хуторе.

      – Ну пой! – обдоила ему рукав своими ладонями Марина.

      – Но Протас, – продолжил Клюха, – который говорит о себе, что он не «продаст, но воздаст!», часто адресует кому-либо свои частушки.

      – В каком смысле? – подторопила его с объяснениями Капитолина Феофановна.

      – А вот послушайте. – И он негромко запевает:

      Петька пляшет, Клим поет,

      Витька фокус кажет:

      И без денег достает

      Все, что двое скажут.

      Потому что двое –

      Главные в попое:

      Петька – пред,

      А Климка – бух.

      Витька же – слуга на двух!

      Капитолина Феофановна подуронив щеки отсмеялась и только после этого поинтересовалась:

      – А что такое – «пред»?

      – Да председатель, как ты не поймешь! – нетерпеливо выпалила Марина.

      Глаза ее, немного притененные ресницами, сияло фосфорились.

      И Клюха понял, что надо спеть что-либо еще, потому как интерес был, видимо, не только к частушкам деда Протаса, но и к нему, к Кольке, забавно, как сам считал, их исполняющему, и он, чуть позанудив голос, повел:

      Мне сказала перепелка,

      Кто