Волчий Сват. Евгений Кулькин

тебя не зарезал? – спросила с той нетерпеливой напорностью, в которой сквозит любопытство и надежда.

      – Как видишь, – небрежно отозвался Клюха, краем глаза увидев, что мужик с Копченым, не таясь и не убегая, как ни в чем не бывало, закуривали.

      – Вон он! – Марина выстрельнула указательным пальцем из своего кулачишки, показав на мужика.

      – Где? – подслеповато воззрился в другую сторону блюститель.

      – Да вон же! – она за рукав развернула милиционера лицом туда, куда показывала. Но там уже никого не было.

      – Пойдемте, напишете заявление, – зевнув, произнес блюститель и, сдвинув с костреца на живот свою полевую сумку, стал выуживать из нее мятый тетрадный листок.

      – Айда отсюда! – совсем на городской манер посоветовал Клюха и чуть притолкнул ее к выходу.

      3

      За вечер, что он пробыл у Охлобыстиных, понападал снег, и на улице было одновременно мглисто-бело (в тех местах, что ловили только отсветы) и разломисто-золотисто там, куда роняли свое веерное сеево электрические плафоны. А город в тот час жил несвойственной ему пустынностью и торжеством.

      А может, это все казалось Клюхе после так уютно проведенного вечера, повенчавшего такой дерганно-насыщенный эмоциями, да и страхом тоже, день.

      Марина, но не та, что была на базаре, а другая, уже тут, дома, – поразила его своей красотой. С тех пор, как он ее видел последний раз, она заметно подвысилась на ногах, выярчилась не только глазами и зубами, что он замечал за ней и раньше, но и так стала выделяться своими броскими, словно обведенными по верхней кромке губами, что у него дыхание останавливалось от восторга, когда она слишком близко склонялась к нему лицом. Например, в ту пору, когда показывала фотки из альбома, составленного после их путешествия на собственной машине.

      Самого Богдана Демьяныча в городе не было. Он, как сказала его супруга и мать Марины Капитолина Феофановна, вторую неделю «столитничал», то есть был в командировке в Москве. Потому потчевание Клюхи, можно сказать, было неполным: женщины не предложили вина; а ему страсть как хотелось выпить, чтобы хоть этим снять то внутреннее напряжение, что так и не отпускало грудь, хотя с момента всего происшедшего на базаре прошли многие часы.

      На Дар-горе вообще, а на барахолке в частности, Марина оказалась случайно; уговорилась встретиться там с подругой, которая так и не пришла; она побродила по рядам, даже к чему-то приценилась, и тут ей под ноги упал воробьишка, которого сбил из рогатки цыганенок.

      – Сволочи! – сказал оказавшийся рядом с нею мужик из пожильцов и предложил: – Вон там за оградой его отец базарует, пошли ему скажем, он этому чертенку устроит баню с перцем.

      Марина до сих пор не знает, зачем она поплелась за этим мужиком. А когда они оказались в том самом укромье, он и приставил ей к горлу нож с обещанием, что если она пикнет или, как он сказал «рыднет», то развешает ее внутренности по всей барахолке.

      Когда они ехали к Охлобыстиным, то уговорились ни о чем, что с ними обоими произошло, не рассказывать.

      – А то меня тогда сроду