Волчий Сват. Евгений Кулькин

загораживали вход в укромье, где творилось насилие, и рванул мужика за воротник так, что пуговицы обсыпались к его ногам, хотя тело и не откликнулось на это его действо, потому как было глыбисто-тяжелым, что монолит. Но просвет между им и девкой все же образовался. А может, возник он оттого, что мужик поворотил голову, и Клюха увидел его лицо: красное, словно обожженное, заросшее чахлой немужской волосатостью.

      – Линяй отсюда, падаль! – с придыхом произнес мужик. Но Клюха, захватив рукой его голову в совок, повиснул на нем, дрыгая ногами.

      На этот раз не только просвет увеличился, мужик отник от девки, чтобы скинуть Клюху со своего плеча, и тут Колька увидел его кровенелые глаза.

      – Ты? – выронил мужик, угадав Клюху.

      – Бежи! – крикнул Колька девахе.

      – Ага! – зазлорадствовал мужик. – Заступничек! Можа, свое очко подставишь?

      Он сбросил Клюху с плеча и взял в руки нож.

      Девка одернула платье, и Колька – во второй раз за последние несколько минут – опешил. Перед ним стояла Марина Охлобыстина. Да, да! Дочка Богдана Демьяныча.

      – Вы? – подвыронилось у нее.

      И Клюха метнул попавшийся под руку ящик в мужика.

      Поскольку ящик был тяжелым, а замах недостаточно энергичным, действо получилось игрушечно-смехотворным, и мужик, наступив на ящик, который тут же рассыпался под его ногой, прохрипел:

      – Ну что, проверим, у кого из вас потроха к душе ближе?

      И он вознес нож над головой Марины.

      На этот раз – лётом – Клюха кинулся так, что – бодком – бузнул мужика в живот своей башкой.

      Мужик охнул и – на мгновенье – примерк глазами, словно быстрая тень змеей пробежала под ним. И этого было достаточно, чтобы выскользнуть Марине из-под его корячности, но не хватило, чтобы выбраться Клюхе. Потому в следующий миг тот подчерпнул его своей свободной ручищей и выволок на уровень вновь налившейся красной бухлостью морды.

      – Он убьет его! Он убьет его! – метался где-то за спиной голос Марины, неизвестно к кому обращенный. – А-а-а! – все так же, с интеллигентской негромкостью, словно боясь, что слишком много людей услышат ее, вела она.

      – Сейчас я тебе законопачу глотку, чтобы голова не качалась! – зловеще пообещал мужик и стал расстегивать ширинку.

      Из подпузно разлезшегося чрева его штанов шибко пахнуло парной вонью.

      А нож трепетал на уровне Клюхиных глаз. И то утеснение, в которое он попал, прижатый глыбистостью мужика, не давало возможности ни выскользнуть, ни хоть как-то пошевелиться, чтобы оборонить себя.

      – Соси, сука! – мужик выпростал свою жеваную немощью мерзость.

      И тут Клюха понял, что у него еще есть голос. Надо кричать. Но не так интеллигентно, как это делала Марина, а орать во все горло, чтобы перебить то монотонье, которое долетало сюда с базара.

      И вдруг это желание было смято мыслью, что так не ведут себя истинные защитники чести женщин. Что подумает о нем та же Марина, которая наверняка мечется где-то рядом, чтобы хоть чем-то облегчить его теперешнее состояние. И тогда он просто, даже