Такая короткая жизнь. Зинаида Ивановна Шедогуб

война! Смерть и увечья! Насмотрелся! – зло выговорил Иван. – Вот раненых привез и на передовую. Передай моим, что я тут. Если удастся, забегу к ним повечерять.

      – Тебя и сейчас могут угостить, – засмеялась Люба, указывая на толпу станичан.

      – Солдатики! Кому борща? Нашего кубанского борща, – предлагала чернобровая казачка.

      – Выпьем, хлопцы, едят вас мухи с комарами, за победу, шатаясь меж воинов, кричал дед Степан. – Самогончику для вас припас. Думал: не дождусь вас, голубчиков.

      – Не верю, не верю, шо Юра погиб, – причитала у плетня низенькая молодичка.

      – Ну, мне пора, еще свидимся, – попрощался Иван.

      Он уехал, а Люба, как заворожённая, стояла на месте. Смех, плач, шутки, крики – все это рождало какое-то необычное настроение. Как в калейдоскопе меняются узоры, так и в девичьем сердце то было весело, потому что выжила, дождалась прихода советских воинов, то грустно до того, что хотелось плакать: ведь погиб отец, да и вернутся ли родные. Её раздумья прервал взгляд, который неотступно следил за нею. Люба занервничала. Смущаясь, она быстро пошла по тропинке домой, но солдат преградил ей путь.

      – Куда бежишь от меня? Я вот давно за тобой наблюдаю, а ты меня не замечаешь.

      Испуганные карие глаза невольно взглянули на говорящего. Взглянули и заметались, сломленные силой направленного на них взгляда таких же карих, но еще более смелых и настойчивых глаз.

      Обветренные, упрямо сжатые губы, широкое, смуглое, со здоровым румянцем лицо, на открытом лбу мохнатые и густые брови, прямой, чуть длинноватый нос – все было вызывающе ярким и одновременно таким близким и родным, будто девушка и впрямь знала этого парня.

      – Я давно тебя ждал и искал, – не стесняясь окружающих, проговорил солдат.

      Он освободил дорожку и пошел рядом.

      – Любая ты девушка. Люба. Любушка… – играл он словами. – Тебя, наверное, Любой зовут? Если угадал, то будем с тобой всегда вместе.

      Девушка улыбнулась уголками губ, исчезла скованность, и она весело сказала:

      – Да, вы угадали: меня зовут Люба.

      – Неужели так бывает, – думала она. – Не знаю ни имени, ни откуда он родом, а кажется, что мечтала лишь о нём.

      Страх перед неизведанным и никогда прежде не испытанным ею чувством влечения к юноше вдруг овладели девушкой.

      – Люба, почему ты не говоришь со мной? – прервал затянувшееся молчание погрустневший солдат. – Неужели тебя пугает перевязанная рука? Так это пустяк: у вас в станице малость поцарапало. Везучий я: тебя вот встретил!

      Парень замолчал, но через несколько минут вновь обратился к Любе:

      – Ну, а ты угадаешь мое имя?

      – Не могу.

      – Николаем меня зовут. С Украины я, Люба. Приходи вечером к школе, – попросил он девушку.

      Люба долго не решалась войти в хату, так как боялась, что мать сразу поймёт ее состояние, но Надежда бесцельно переставляла с места на место посуду и плакала.

      – Ты знаешь, шо наш Митро наробыв, – обратилась она к дочери. – Сказал, шо домой его не затащим, шо будет