Такая короткая жизнь. Зинаида Ивановна Шедогуб

забрезжил рассвет, Люба попрощалась с тётей и побежала домой.

      Когда она вошла в хату, то увидела мать, сидящую в углу на куче соломы. Около нее, обхватив детей, Федотку, Степку и Валюшу, примостилась соседка Елена. Женщины молчали, прислушиваясь к стрекоту пулеметов, гулкому разговору пушек, вою летящих бомбардировщиков. Увидев вошедшую дочь, Надежда рванулась к ней, и ее озабоченное лицо озарилось счастливой улыбкой.

      – Живая, – радостно выдохнула она. – А я тут переживаю, шоб ты по этому пеклу домой не верталась. Сидай, Люба, с нами. Гуртом не так страшно, – заботливо укутывая дочь шерстяной шалью, приговаривала мать.

      – Господи, помоги нашим, – глядя на икону, перекрестилась Елена.

      – А вон у тетки Польки пушку раком перевернуло, – захлебываясь от возбуждения, закричал незаметно пробравшийся к окну Федотка, и на его бледном лице мелькнуло подобие улыбки.

      Елена легко, словно перышко, подхватила сынишку и посадила его рядом.

      – Горе мени с дитями, – пожаловалась соседка. – Голодуем: все вычистили, гады. Шо ты, Ивановна, дашь, то и наше.

      – Я, кума, научена тридцать третьим. Шо могла – все закопала.

      Притихший было Федотка, увидев увлекшуюся разговором мать, вновь прилип к дребезжащему стеклу и заверещал тоненьким голоском:

      – Ой, коняку убило! Задрала, бедна, ноги и лежит! Мама! Крестная! – позвал он женщин. – Вы ховаетесь, а люди по улице ходят!

      По улице двигалась подвода. Утопая в грязи, кони еле тащили ее.

      На телеге среди мешков съежился Прокоп Миска. Стараясь быстрее выбраться из станицы, он то и дело стегал взмыленных лошадей и затравленно озирался. Особенно раздражала его жена, упрямо следовавшая за ним. Когда она в бессильной злобе хваталась за арбу, тщетно надеясь удержать мужа, то Прокоп со всего размаху стегал ее батогом. Обожжённая ударом, женщина валилась в грязь, но потом разъярённая поднималась, чтобы выплеснуть на мужа накопленную за долгие годы злость:

      – Изверг! Предатель! Опозорил, гад, и бежишь! – рыдая, орала она.

      – Ненавижу! Шоб ты сдохла, зараза! Отвяжись: пристрелю! – размахивая батогом, пугал её Прокоп.

      Именно в ней, своей жене, искал он причину своей неудавшейся жизни. Что принесла она ему? Кучу детей. Бедность. Глупо прожитую жизнь. И только с немцами чувствовал себя счастливым: брал, что хотел, спал, с кем хотел, его боялись. Теперь же всё для него рушилось, и он ненавидел весь мир.

      – Ох, ружья нэма… Убила б паразита, – с ненавистью произнесла Елена, глядя на бегство полицая.

      – Раз Миска тикае, значит, конец фашистам. Нажрались нашего кубанского хлеба, – глядя вслед удаляющейся арбе, тихо сказала Надежда.

      Еще стонала от разрывов земля, а уже из хаты в хату неслась весть: советские солдаты в станице! Эту новость женщины узнали от соседки Натальи.

      – Вы знаете, бабоньки, – весело тараторила она. – Наши уже у школы, и у мельницы, и на хуторах. Побежим на пятачок!

      – Шо мужичка захотелось, – насмешливо бросила Елена. – А если Сергей с войны вернется? Спросе, де детёнок