Осязание. Ольга Пустошинская

нам сегодня из горкомхоза приходили, – не спуская глаз с малышки, сказала Лиля.

      – Зачем?

      – Одну комнату надо освободить для эвакуированных из Москвы. Мать с двумя детьми.

      – А ты что ответила? – осторожно спросила Янина.

      – А что я могу сказать? Моего мнения не спрашивали… Сейчас Коля придёт – будем вещи переносить. Плохо, что комнаты смежные.

      – Что поделать, везде уплотняют. Людей надо куда-то селить, а жилья нет, – сочувственно отозвалась Нина. – Еды хватает? Вы не голодаете?

      – Если бы вы с матерью не подкармливали, то голодно было бы, – призналась Лиля. – Сегодня полдня стояла в очереди за макаронами – и мне не досталось. Ты как будто знала, продукты запасла… Или знала?

      – Ну откуда я могла знать? – стала отнекиваться Янина. – Я не всё вижу.

      Лучше не говорить, Лиля не поймёт.

      6

      Мать как в воду глядела: дней через десять к ним в дом пришёл человек и попросил принять эвакуированную женщину с ребёнком.

      – А кто приходил, мам? – спросила Янина.

      – А я знаю? Чернявый такой мужик… сказал, что из горкомхоза.

      – А ты что ответила?

      – Что посоветоваться надо, я не одна в доме живу, – скрестила руки мать.

      На семейном совете было решено эвакуированных принять и выделить им комнату.

      – Как откажешь? – почесал голову отец. – Не по своей воле люди здесь оказались… Пусть приходят и живут.

      В тот же день Янина перенесла свои вещи и безделушки из комнаты, отец нашёл в сарае подходящие доски и сколотил топчан. Бросил на него сенник и подушку.

      – Царское ложе! На сене спать пользительно.

      ***

      Дремавшая на своём коврике Кукла поднялась, подбежала к двери и залилась лаем.

      – Кто-то пришёл… Наверно, постояльцы.

      Отец набросил ватник и вышел во двор. За окном послышались голоса и, впустив морозное облако, в прихожую вошли женщина в пальто с меховым воротником и девочка, закутанная поверх шубки пуховым платком, только глаза видны.

      – Здравствуйте. – Она топталась у порога, словно не веря, что их ждали и готовы дать пристанище.

      – Здравствуйте… да вы раздевайтесь, проходите, – засуетилась мама, – вот сюда одежду вешайте.

      Женщина раздела дочь, освободив её от платка, стянула валенки, потом разделась сама, пригладила тёмные волосы, стянутые резинкой в хвост.

      Девочке оказалось на вид года четыре-пять. Большеголовая и кареглазая, с двумя тонкими косичками, она посмотрела на лампочку под абажуром, затем перевела серьёзный взгляд на окно и нахмурилась. Дёрнула женщину за юбку и что-то зашептала.

      – Здесь не надо окна занавешивать, – ответила та, – здесь не бомбят.

      Невысокая и худощавая, с тонкими чертами, она не была красавицей, но ласковые глаза и добрая улыбка сразу располагали к себе, делали лицо привлекательным. Чёрных мыслей и зависти совсем не было – это Янина увидела сразу.

      – Меня зовут Татьяна, – представилась гостья, – а это Маша, дочь.

      – Пойдёмте,