Осязание. Ольга Пустошинская

если мальчик родится?

      – Нет, – решительно возразила Лиля, – на мальчика я не согласна, Вовка у меня уже есть. Яня обещала, что девочка будет.

      – Конечно, девочка, – успокоила Нина, – не переживай.

      Мирной жизни было отпущено месяц с небольшим.

      ***

      В воскресенье Нина проснулась с головной болью. Она не торопилась вставать, полежала немного в постели, надеясь, что боль пройдёт. В доме тихо, мать с отцом, наверно, поливают огород. Отец и в выходные вставал рано: носил воду для хозяйственных нужд, колол впрок дрова, чистил в сарае у козы, заготавливал сено.

      Янина отбросила одеяло, достала из шкафа рабочие брюки из чёрного сатина и майку, умылась холодной водой у рукомойника. Вытираясь полотенцем, наткнулась взглядом на численник с двумя чёрными двойками. Двадцать второе июня сорок первого года, воскресенье. Почему-то неспокойно стало от этих цифр, сердце ёкало. Она попила воды, не спуская глаз с календаря, и вышла через застеклённую веранду на участок.

      Огородик небольшой, но они старались с максимальной пользой использовать каждый клочок земли – хватало и ягод, и овощей, и фруктов.

      – Яблок должно быть много в этом году, – сказал отец, уничтожая сорняки под яблоней, – если червяк не пожрёт и ветер не собьёт.

      Они рыхлили землю и поливали картошку до полудня, а потом зашли в дом, не выдержав палящего солнца. Резко континентальный климат у них на Урале: зима суровая, лето сухое и жаркое.

      На кухне тихо бормотал радиоприёмник, вдруг отец насторожился и прибавил звук.

      – Что-то важное передают, надо послушать.

      – Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление…

      – Заявление опять… цены, что ли, вырастут? – проворчала мама.

      – Сегодня, в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбёжке со своих самолётов наши города… – раздавался из приёмника голос Молотова.

      Они молча смотрели друг на друга, потрясённые новостью.

      – …эта война навязана нам не германским народом, не германскими рабочими, крестьянами и интеллигенцией, страдания которых мы хорошо понимаем, а кликой кровожадных фашистских правителей Германии…

      – Война? Паш, это что, война? – Мать стала бледной как полотно.

      – Война, чтоб её! – выругался отец и добавил:

      – У этого сукина сына не хватило мужества самому сказать народу! Я сейчас вернусь, схожу кое-куда… – Он нахлобучил кепку и вышел за дверь.

      – Что же теперь будет? – растерянно спрашивала мать.

      Скрипнув, открылась незапертая дверца буфета, показывая нутро с плотными рядами мешочков и кульков.

      Мама посмотрела на них странным взглядом, будто впервые увидела, перевела глаза на скорчившуюся на стуле Нину.

      – Ты что, догадывалась?

      – Догадывалась…

      – А почему нам не сказала?

      Янина