Пустоши. Павел Чибряков

волосы, и притронулся ладонью к голому плечу Нины, коротко посмотрев ей в лицо и сказав: «До свидания». Вообще-то, он хотел «попрощаться по-настоящему» с ней накануне, но она сказала, что ей «сейчас нельзя». Обманула. Но оно и к лучшему. «Последний раз» должен становиться таковым уже потом, а не «анонсироваться», внося диссонанс в ощущения. А так они просто вспомнили юность, нацеловавшись до одышки.

      От деревни надо было идти больше пяти километров по непонятно почему извилистой грунтовой дороге до большого шоссе, чтобы там сесть на автобус, идущий до города. Но на этот раз Виктору повезло: тётя Груня – пожилая женщина, заведующая деревенским продуктовым ларьком – ехала за товаром на «первую ферму» совхоза, к которому относилась Курьево. Так что этот путь он проделал, сидя на скрипучей телеге, в которую была запряжена довольно тощая рыжая (или как это у лошадей называется?) кобыла, созерцая медленно двигающийся справа налево пейзаж. Это были такие же небольшие берёзовые лески, как те, где они с Ниной…. Только издалека они казались более густыми, чем были на самом деле. Виктор вдруг представил, как оно сейчас там, «внутри» этих лесков, где никого нет, и только шорохи и шуршание, которые некому слышать. Почему-то, это было печально.

      Когда они добрались до шоссе, за всю дорогу не обменявшись и десятком слов, Виктор, просто спустив ноги на землю, встал с телеги и поблагодарил пожилую женщину «за доставку». Посмотрев на него без особого выражения, тётя Груня сказала:

      «Забрал бы ты её отсюда». – Сдержавшись, чтобы не выразить удивления и проглотив чуть не вырвавшийся вопрос «Кого?», Виктор выбрал из всего забулькавшего в голове сумбура единственно здравый вопрос:

      «А она бы согласилась?».

      «И то верно», – всё так же невыразительно сказала тётя Груня, слабо хлестнула вожжами по холке лошади и медленно поехала прочь.

      Дожидаясь автобуса, Виктору оставалось или бессмысленно гадать о том, сколько ещё людей в деревне знают об их с Ниной связи и как это может сказаться на отношении к ней односельчан, или обозревать окружающий пейзаж. Этим он и занимался, попеременно, минут сорок, пока не подошёл автобус.

      * * *

      Вернувшись в город, Виктор почувствовал, с некоторым удивлением, что он успел отвыкнуть от городской естественности. Шум, суета и толчея людей, воздух, насыщенный искусственными, неестественными запахами – всё это слегка закладывало уши и заставляло дышать не так глубоко, как на природе. Нельзя сказать, что Виктору тут же захотелось вернуться в деревню; у него просто немного сменился взгляд на город и городских жителей, по контрасту с деревней. Женщины, например, были так же привлекательны, но как-то иначе. Виделись они ему теперь иначе. Ни лучше, ни хуже, а просто по-другому.

      Виктору вспомнилась Нина, и он попытался (нелепо, конечно), глядя из окна автобуса найти похожую на неё, хотя бы физически, женщину. Увидел. И не одну. Но при физической схожести,