Пустоши. Павел Чибряков

должны были сыграть роль мангала. Нина, естественно, тащила целую сумку своей домашней снеди. Одета она была в простенькое светлое платье, с небольшим каплевидным воротом. Вообще-то, сначала она хотела надеть своё лучшее платье, которое обычно надевала по праздникам, но потом решила, что это будет… ни к чему, в общем.

      А ещё в тот день её заботила одна вещь – чтобы никто не заметил, что она не выспалась. Прошлой ночью, печально ругая сама себя, она не могла уснуть до той самой поры, когда рассветная блеклость сначала вырисовывает окно в стене, а потом высвечивает предметы окружающей обстановки. Злясь на не дающие ей покоя ощущения, она, стараясь делать это как можно тише, чтобы не потревожить спящую дочь, вертелась в своей постели, пытаясь справиться с… господи, стыд то какой! Мужика ей, видите ли, захотелось!

      Жила же себе спокойно столько лет, отмахиваясь от приставаний парочки вечно пьяных деревенских хмырей, и не испытывая потребности в «мужской ласке». А тут, на тебе! «Зачесалось», что ли?! Прям как…. Желание, злость, печаль, усталость. И она понятия не имела, как с этим справиться.

      Но теперь, когда она сноровисто управлялась с продуктами, взяв, по сути дела, на себя распорядительные функции на кухне, ничто не выдавало её взвинченного состояния. А мелкую вибрацию в коленях, которая иногда, неожиданно, появлялась, заставляя напрягать ноги, чтобы они не подгибались, никто не замечал. И всё-таки Нина почувствовала некоторое облегчение, когда они, наконец, уселись за старый стол, вынесенный во двор.

      Шашлыки получились отменные. И много. Даже Славке, который появился попозже, досталось до отвала; после двух шашлыков он ещё схавал полшашлыка, который, наевшись, отдала ему Катя. Виктор привёз с собой две бутылки хорошей водки, большую часть которой ему же и пришлось выпить. Михаил Захарович по жизни пил очень мало, а Нину, с непривычки да с недосыпу, довольно сильно «повело» после четвёртой рюмки, так что она сказала, что ей хватит.

      Когда они оба убеждали Виктора, что при его комплекции ему не грех выпить больше их, во двор зашёл коренастый старик с удочками, чтобы пригласить Михаила Захаровича с собой на рыбалку. Старика, которого звали Афанасий Фролович, усадили за стол, и по его виду стало понятно, что ни на какую рыбалку он сегодня не попадает. Да рыба и до завтра подождёт – никуда не уплывёт. Вот с ним Виктор и «приговорил» остатки первой бутылки и всю вторую.

      Вечер сложился замечательно. В прохладном вечернем воздухе звучали разговоры ни о чём, незаметно переключающиеся с одной темы на другую, а потом на третью, как-то связанную с первой, и никак со второй. Нина была рада приходу старика Афанасия, поскольку он несколько рассеял то взаимное внимание, которое неизбежно возникает между людьми, сидящими за одним столом. Правда, сначала она опасалась, что старик начнёт, кивая на Виктора, подмигивать ей, или наоборот, но тот ничего подобного не делал, увлёкшись тем, что насел на молодого и «новенького» со своими излюбленными темами.

      Виктор