Рассказы, воспоминания, очерки. Марк Львовский

и вдруг резкая, перекатившая от сердца к плечу и потом схватившая всю левую руку боль остановила его движение. Он застыл, взмокнув от страха, боясь крикнуть, боясь даже моргнуть. Боль скоро ушла, но осталась слабость, пугающая, потная, не отпускавшая ни на мгновение слабость. И он со смертельной тоской подумал, что лучшие из врачей уже превращены в подвалах Лубянки в полутрупы…

      …А по скромному портрету его быстрой волной прокатилась судорога. И она увидела это!

      Эсфирь Львовну, Эстерку, охватило такое чувство радости, такое чувство победы, что она в голос запела и даже крутанулась на каблучках. О, она бы сейчас не только плюнула в губы лейтенанту, она бы задушила этого похотливого гадёныша!

      И в это время в кабинет вошёл директор школы.

      Степан Ильич, пожилой, мудрый учитель математики, доблестно прошедший войну, – его грудь украшала обширная, в два ряда орденская планка, – с самого утра был взвинчен сверх всякой меры. Мало было ошеломившего и испугавшего его сообщения о «врачах—вредителях», едва он переступил порог школы, на него набросилась уборщица с жалобой, что в мужском туалете говном на свежепобеленной стене начертано: «Бей жидов, спасай Россию!»

      «Самое интересное, – промелькнуло в голове директора, – что этого энтузиаста, даже поймав, нельзя будет наказать, ибо патриоты по определению неподсудны. Виноват ли бедный мальчик, что у него под рукой не оказалось куска угля? Каков порыв! Какое чувство дня! Интересно, собственное ли это было говно? Его не только не наказать – наградить надо! Более того, вырезать этот кусок стены и послать в „музей подарков товарищу Сталину“. Это вам не казахский Левша, десять лет за немалую плату царапавший на хлебном зернышке поэму о Сталине. Это – экстаз! Вдохновение! Истинный подарок товарищу Сталину!»

      …Вы думаете, что не было таких директоров школ в 1953 году?

      А уборщица, это аполитичное существо, продолжала буйствовать:

      – Не буду говно со стен соскребать! Я на это не нанималась!

      Тогда директор, пожилой, мудрый учитель математики, схватил совок и мощно, вместе со слоем побелки, стер со стены туалета лозунг своего времени.

      «Митрич завтра побелит, – успокоил он себя. – А вдруг эдак, да каждое утро? – похолодел он. – И везде – на полу, на стенах, на окнах, на спинах моих несчастных учителей—евреев?»

      Он обожал их. «Они же прирожденные учителя. У них это в крови – от пророков, Христа, раввинов…»

      Правдами и неправдами он немало набрал их в свою школу и не зря набрал – знамёна и грамоты не покидали ее, а отсюда и деньги на ремонт, на строительство спортивного зала, на покупку нового оборудования…

      Тщательно вымыв руки, он вернулся в кабинет и увидел Эсфирь Львовну. Немедленно поняв, о чём пойдёт речь, растянулся в огромном кожаном кресле и молча начал приготовление к первой папиросе…

      Эсфирь Львовна подошла к директорскому