Свидетели эпохи. Эмма Гордон-Холл

присел на корточки и ласково потрепал пса за уши.

      – Что, Милорд, скучно тебе? – Артур задумчиво вздохнул. – Ну ничего, осенью поохотимся… Найдем тебе уток пожирнее.

      Сеттер одобрительно лизнул фон Эссена прямо в нос, но услышав, как кто-то хлопнул входной дверью, с лаем кинулся из комнаты. Бегая по всему дому, он оставлял внушительные царапины на паркете, а у самой двери любил активно скрести лапами и без того изношенный пол, приводя в ужас несчастного управляющего. Собака с одинаковым восторгом встречала любого, кто появлялся на входе, но сейчас, резво сбежав по лестнице, пес прыгнул передними лапами на статную грудь барона Франца Иогана Ульриха фон Эссена.

      – Ты совсем не воспитываешь свою собаку, Фридрих, ей место на псарне, а не в доме, – как всегда напряженно обратился он к сыну по-немецки, снимая тяжелый дорожный плащ.

      – Добрый вечер, папа. – не без тоски в голосе также по-немецки произнес молодой фон Эссен, даже не удосужившись спуститься вниз.

      Он продолжал стоять наверху лестницы и сдерживать колотившееся сердце, которое всю жизнь было готово выскочить при коротких и редких встречах со своим единственным родителем. Только он обращался к Артуру его первым именем, что еще больше отдаляло их друг от друга.

      Свою мать, графиню Марию Владимировну Снегиреву, Артур никогда не видел и не знал, она умерла в 21 год, как только произвела его на свет. Мальчику из губернии была выписана кормилица, а также старая няня-немка, которая воспитывала еще маленькую Машу. Не так давно старушка скончалась от какой-то хвори, с которой даже не стали возиться, так как ей и без того минуло девяносто. Как ни странно, по поводу ее смерти больше всего переживал именно Артур. По-настоящему родных ему людей можно было пересчитать по пальцам. Отец большую часть своей жизни провел в Западной Пруссии, откуда был родом. Женившись на русской красавице Марии Владимировне, Франц Иоган Ульрих фон Эссен получил приданое в виде этого не раз перезаложенного особняка на берегу Фонтанки, который был единственным имуществом угасающего графского рода Снегиревых. Не совсем молодого, но влюбленного барона не смущала бедность его невесты, он делал ставку, как ему казалось, на гораздо большее – взаимную любовь. Меньше чем через год она родила мальчика. Посмотрев на своего сына, Мария Владимировна смогла произнести лишь «…мой Артур» и в ту же минуту скончалась. Отец очень долго противился последнему желанию жены наречь ребенка этим именем, и все же крестил сына Фридрихом-Артуром, очевидно, видя в этом компромисс. После смерти жены он уехал к себе в родовое поместье, не рискнув взять новорожденного младенца с собой. Вернулся Франц Иоган только спустя полтора года, когда его потребовали дела, и сына своего узнал исключительно по возрасту. Интереса к ребенку он не испытывал, объясняя свое отношение неумением обращаться с детьми. Пока Артур рос, отец приезжал каждый год – скорее справиться о делах, нежели навестить своего отпрыска, которому на содержание в особняке на Фонтанке выделял немалые средства. Артур привык к коротким