Разговор по душам с товарищем Сталиным (сборник). Вячеслав Щепоткин

мы ехали: нет машин, мотоциклов. По берегу – ни одного стана.

      – Особый случай, – спокойно заметил Пустовойтов.

      – Да, особый. Но и в обычные дни не сказать, что много станов по берегу. А пройдёт лет двадцать, будет в каждой семье одна-две машины, дорог настроят. Добраться сюда – два пальца описать. Это сейчас мы на мотоциклах скребёмся три часа. Машина доставит за час.

      Захаров снова наполнил стаканы. Горбоносый по второму кругу начал разливать уху.

      – И вот приедет Валентин Иваныч через двадцать лет на Дон. А Дона нет.

      Горбоносый замер с половником над чашкой.

      – Куда он денется? Выпьют, што ль?

      – Нет, река Дон останется. Берегов не будет. Каждый метр займут машины. Лесок вырубят на костры. Сортиры строить у нас не принято, поэтому всё вокруг станов будет в говне.

      – Н-ну, и нарисовал т-ты ка-а-артину Ш-шишкина «У-утро в с-сосновом лесу».

      – Так что в сегодняшнем плохом есть и хорошее. А в завтрашнем хорошем приличный кусочек дерьма. Такова логика развития цивилизации. Тысяча лучников не убьёт столько людей, сколько один человек, сбросивший атомную бомбу.

      Вдруг звякнул колокольчик на чьей-то донке.

      – Моя! – вскочил художник Игорь. Любопытный Сергей Михайлович тоже встал. Остальные продолжали кто сидеть, кто полулежать возле костра, рядом с которым была расстелена клеёнка и лежала еда.

      – Крупняк! – крикнул от воды Игорь. – Лещ… Таких не было.

      – Какую рыбалку испортила, – с грустью сказал профорг.

      Все опять подумали о холере, и что-то жутковатое возникло во всеобщем настроении. Так бывает, когда давящая, подступающая со всех сторон ночь накрывает тебя в незнакомом, от темноты непроходимом лесу и, понимая, что двигаться дальше невозможно: сломаешь ногу в навороченных невидимых навалах, останавливаешься. Ещё недавно ты – большой смелый человек, вдруг начинаешь шевелить ушами, как лось, и уши вырастают чуть не в локаторы, чтобы уловить, откуда подползет, а потом прыгнет опасность.

      – Может её нам заслали? – с недоумением спросил подошедший горбоносый. Он потянулся за стаканом, но Андрей резко остановил его:

      – Руки! И ты, Игорь, руки помой!

      Они с самого начала налили раствор хлорной извести в бутылку, привязали к дереву и, наклонив, ополаскивали руки.

      – А чё! 3-запросто! Вон м-мы со своей ж-живём… я б-бы сказал: кошко-собачась. Уб-била бы, г-говорит. Ам-мериканцам нас отравить – м-милое дело.

      – На хрена мы им нужны? – буркнул Пустовойтов. Взял стакан, потянулся за помидором. – Мы сами себе любую холеру сделаем. Наверху не найдём – где-нибудь откопаем.

      Казарину не понравилась неожиданная брюзгливость Глеба. Он в любой компании умел стачивать острые углы, а когда предстояло обаять очередную женщину, проникновенному воркованию Глеба не было предела.

      – Вы рыбу всю засолили? – спросил он Захарова.

      – Нет, часть закопали в песке. С утра выпотрошим, переложим крапивой.

      – Т-там у вас р-рыбалка-то к-как? Н-на жарёху п-поймать можно?

      – Можно, –