Все шансы и еще один. Кристина Арноти

говорят, что мужчины счастливы и даже горды, когда в их объятиях побывала девственница…

      – Да, в 1900 году молодые мужья говорили такое, – сказал он. – Но не будущий кандидат на президентских выборах, оказавшийся в захудалом отеле в Женеве, зная, что жена его ждет в Париже…

      – Которой вы изменяете с девицей, будь она девственницей или нет, это неважно. Измена есть измена…

      – Помолчали бы вы лучше, – сказал он.

      Когда он говорил, губы его были на уровне края воды, затем добавил:

      – Почему я?

      – Это дело случая. Судьба, если хотите. Я всегда представляла себе, что моим первым любовником будет француз. Девичья фантазия. Француз, не слишком красивый, не слишком молодой, но полный очарования.

      – Спасибо, – сказал он, – красивый портрет.

      – Больше смахивает на комплимент, чем на обиду.

      – Во всяком случае, вы – отчаянная лгунишка.

      Она была довольна.

      – Надо было наврать. Видите, какая ваша реакция… Если бы я не соврала, если бы не разыграла опытную женщину, вы бы убежали. А у меня столько горя.

      – Ваше горе меня не касается. Так же, как не касаются психологические сложности, вызванные смертью вашего отца. Я – нормальный мужчина.

      – Что вы называете нормальным?

      – Без патологических наклонностей, милая. Кровосмешение меня сильно раздражает. Комплексы в духе Фрейда приводят в отчаяние. Немного преувеличенная связь между воспоминанием о вашем отце и мною стесняет меня. Во-первых, я люблю быть самим собою. Во-вторых, идентификация такого рода мне не нравится. Вот и все. Достаточно ясно?

      – Не сердитесь. Спокойствие… Как раз перед тем, как вы стали меня обнимать, я подумала о моем отце, это верно. Но очень скоро стала думать о вас. Только о вас. Исключительно о вас. Успокоились? Да?

      Он вышел из ванны, крепко растерся и запахнулся в купальную простыню. «Глуп как римский император», – подумал он. Со вздохом облегчения лег в кровать. Дважды энергично взбил слежавшуюся подушку и решил поспать.

      – А я? – спросила она в щелку, приоткрыв дверь.

      – Кровать у нас только одна, приходите спать. Я вас не выставляю за дверь.

      – Я хотела бы спать в ваших объятиях, – сказала она. – Если буду только лежать рядом с вами, мне будет страшно.

      – Идите сюда. Вы – ужасная кукушка.

      – Я вам надоела?

      – Очень. Кстати, я отвык спать с кем-нибудь.

      – А я никогда не спала с кем-нибудь, – сказала она. – Думаю, что это должно быть приятно.

      И, лежа рядом с ним, обнаружила:

      – А у вас нет волос на груди…

      Он подумал о Ландрю с чувством глубокого братства, нежно обнял Лизу и попытался объяснить ей реформу, которую хотел ввести: своеобразную «тринадцатую зарплату» пенсии для пенсионеров. Рука Лизы, нежно-сладкая, словно обмазанная медом, смутила его.

      – Если хотите еще полюбить меня, – сказала она, – можете… Но не спешите! Терпеть не могу торопящихся людей.

      Она была теплая, нежная, уютная. «Все будут возражать