Все шансы и еще один. Кристина Арноти

вилку и отпила немного чаю.

      – Если хотите, мы можем уйти, – сказала она.

      Лоран заплатил по счету через кредитную карту. Он знал, что будет сожалеть, – душевные болячки уже проявлялись. Скоро Лиза перейдет в разряд воспоминаний. Они встали из-за стола и прошли весь зал ресторана. В раздевалке китаянка с перламутровой кожей протянула Лизе ее плащ на меху, а Лорану – пальто темного цвета.

      Чтобы выглядеть больше похожим на друга, более галантным перед тем, как расстаться, а главное, потому, что ему так захотелось, – он взял Лизу под руку. Вышли на улицу, сверкающую от дождя. Дрожа, Лиза подняла меховой воротник.

      – Я бы хотел подольше быть вместе.

      Он решил пройти часть пути вместе с ней.

      – Пройдемся немножко. Найдем такси, и я доставлю вас до дома.

      – Мой «дом» – бедная гостиница, – сказала она. – И я делю комнату с девицей, которая будет меня допрашивать. Мне вовсе не хочется возвращаться сейчас. Знаю местечко… – продолжала она. – Там есть пианист и саксофон… Играют, как настоящий джаз… Как в Новом Орлеане… Там можно будет поесть.

      – Я не из тех, кто составляет приятную компанию для такого рода мест, – ответил он.

      – Вам больше нравится быть один на один?

      – Возможно.

      Он опасался ее. Она раскрывалась с ложной невинностью. Плотоядный цветочек, закамуфлированный под вегетарианца.

      Она дрожала

      – Глупо так страдать от холода.

      – Ведь ваше манто теплое или нет?

      – У меня душа мерзнет. Мне страшно. У меня комната на двоих с моей коллегой, но все же я одинока. Потому что потеряла отца. Не думаю, что вы поймете. Страдание – вещь очень субъективная. И потом, французы и чувства… Это специфично. Тут некая смесь…

      – Смесь чего? – спросил он.

      – Противоречивых аргументов, которые извращают все.

      – Вы об этом ничего не знаете, – сказал он, усталый.

      – Мать моя француженка. Она перестала страдать через полгода после смерти моего отца. «Через какое-то время, – сказала она, – нет резона продолжать оплакивать».

      – Нельзя же всю жизнь плакать, – сказал Лоран.

      – Вот видите, – воскликнула она. – Вы рассуждаете точно так же.

      – Я не советник, не комментатор, не исповедник. Просто за день работы лектором я иссяк.

      – Пожалуйста, – сказала она. – Я еще не хочу возвращаться.

      Он покачал головой и взял ее за талию. Они шли медленно. Повстречали даму, которая терпеливо наблюдала за своей собакой, обнюхивающей что-то задумчиво и долго. Поднимет собака ногу или нет? Они прошли мимо и продолжали деликатную прогулку в женевской ночи, Лиза повернулась к Лорану:

      – У меня кошмары.

      – У всех бывают… – сказал он. – Это жизнь. Есть средство от этого: лампа у изголовья и хорошая книга.

      Она положила ладонь на руку Лорана.

      – Пожалуйста, будьте совершенно откровенны, что вы думаете обо мне? Но скажите правду.

      Он глубоко вздохнул, прежде чем ответить:

      – Вы так же неосторожны, как и соблазнительны.

      – А вы