Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х – 2010-х годов. Д. М. Фельдман

такого же содержания…».

      Изменилась и общая характеристика такого рода действий. «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй», относилось уже к «преступлениям против порядка управления», а не «особо опасным государственным». Соответственно изменились и санкции: «Наказывается лишением свободы на срок до трех лет, или исправительными работами на срок до одного года, или штрафом до ста рублей».

      Юристы, подготовившие эту норму права, решали задачи, поставленные ЦК КПСС. Формулировки новой статьи должны были позволить обойти проблемы, возникшие при судебном рассмотрении «дела Синявского и Даниэля».

      Прежде всего, надлежало избавиться от необходимости доказывать преступный умысел – наличие пресловутых «целей подрыва или ослабления Советской власти». Опыт недавнего процесса демонстрировал, что при отсутствии признания арестованных проблема весьма сложна, а в ряде случаев и неразрешима.

      Другая проблема – адресованные советскому руководству обвинения в необоснованной жестокости. Уже с началом судебного процесса они выдвигались иностранными журналистами, утверждавшими, что если и считать литературную деятельность арестованных преступной, так наказание все равно несоразмерно содеянному.

      К сентябрю 1966 года проблемы вроде бы решили. Но формулировка статьи 190’ была тоже нефункциональной.

      Она, во-первых, обязывала правоприменителей доказывать: распространялись сведения заведомо ложные, значит, обвиняемым было заранее известно, что это – ложь. А доказать такое весьма сложно.

      Во-вторых, формулировка новой статьи обязывала правоприменителей доказывать: пресловутые измышления порочат «советский государственный и общественный строй». Задача тоже непростая, в статье не определялось, какие сведения – «порочащие».

      Однако в данном случае невнятность была опять «продуманной». Начни законодатели объяснять, что имеют в виду, возникли б другие трудности.

      Кстати, невнятность формулировки и позволила четверть века спустя отменить многие приговоры. На вполне законном основании признать: не было «состава преступления».

      Отметим, что опыт «дела Синявского и Даниэля» был учтен и на организационном уровне. Неудача показала, что в ходе судебных процессов политического характера гласность категорически нежелательна. И в дальнейшем обвиняемых по статьям 70 или 190’ судили, не используя масштабные пропагандистские кампании.

      Ну а в 1966 году, вновь подчеркнем, «дело Синявского и Даниэля» воспринималось как символ новой эпохи. Брежневской. Судебный процесс демонстрировал: нарушения государственной издательской монополии будут пресекаться любыми способами. Даже и противоправными.

      Применительно к «самиздату» и «тамиздату» предупреждение было внятным. «Дело Синявского и Даниэля» показало, что вопрос признания какого-либо текста «антисоветским», «клеветническим» решается исключительно мнением псевдоэкспертов.