Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х – 2010-х годов. Д. М. Фельдман

в официальные инстанции соответствующие обращения. Разумеется, в советской прессе такие документы не печатались. И все же аргументы сторонников Даниэля и Синявского приходилось учитывать. И даже как-то отвечать. Ширилась огласка[43].

      С целью утверждения официальных пропагандистских установок к непосредственному участию в процессе были привлечены именно литераторы. Они стали так называемыми общественными обвинителями.

      Первый – А. Н. Васильев, секретарь Московского отделения СП. Сотрудник ОГПУ, затем партийный функционер и, наконец, профессиональный литератор. Полученное задание выполнял старательно: обвинял Синявского даже от имени погибших на фронтах Великой Отечественной войны[44].

      Сказанное Васильевым, кстати, вполне корреспондировало с рассуждениями государственного обвинителя. Тот Синявского и Даниэля обвинял от имени «всей советской интеллигенции».

      Второй общественный обвинитель – Кедрина. Она в основном воспроизводила сказанное в ее цитированной выше статье.

      Участие так называемых общественных обвинителей не противоречило закону. Это показывало, что обвинения выдвинуты не только представителями власти.

      Но тогда подразумевалось и участие общественных защитников. Их не было, хотя желающих выступить в этой роли вызвалось немало[45].

      Характерно, что в зале судебных заседаний разрешили присутствовать только женам подсудимых. Друзей Синявского и Даниэля не пропускали. Все места для публики оказывались – каждый раз – занятыми теми, кого не знали подсудимые. Методика, апробированная еще на показательных процессах сталинской эпохи.

      В «деле Бродского» она тоже использовалась, правда, контроль не был столь тщательным. Неудачный опыт учтен организаторами в 1966 году. На этот раз ошибок не было: контролировали тщательно, отбирали только проверенных.

      Запретить женам подсудимых вход в зал было б нецелесообразно – с учетом международной огласки. Потому они и вели запись процесса, чему неоднократно пытался воспрепятствовать судья.

      Вопреки стараниям обвинителей, судьи, а также всех публиковавших статьи о процессе, он стал провальным. Именно юридически. Структура обвинения развалилась прямо в зале судебных заседаний. Впрочем, это не могло повлиять на решение суда.

      Оно было предопределено. ЦК КПСС поставил задачу, и отказаться от ее решения судья мог бы, только жертвуя партбилетом и, соответственно, должностью. По сути, это означало бы полный отказ от социальной реализации.

      Да, в СССР нашлись бы судьи, готовые рискнуть. Однако таким и не поручили бы вести подобного рода процессы. На других уровнях селекция обеспечивалась.

      Серия отречений

      Итоговый провал «дела Синявского и Даниэля» оказался еще более скандальным, чем начало. Соответственно, нужно было его компенсировать пропагандистски.

      15 февраля 1966 года «Вечерняя Москва»

43

См., напр.: Речь товарища М. А. Шолохова // Литературная газета. 1966. 2 апр.; Социалистическая демократия и борьба против идеологических диверсантов // Правда. 1966. 22 февр.; Строков П. Революцией мобилизованная и призванная // Октябрь. 1966. № 6. С. 214–222.

44

Подробнее см.: Крымов Б. Удел клеветников // Литературная газета. 1966. 15 февр.

45

Подробнее см., напр.: Российские документы по делу А. Синявского и Ю. Даниэля // Грани. 1966. № 62. С. 19–118.