Нефертити. Мишель Моран

военачальник присел на скамью рядом со мной. – Итак, почему вы здесь, среди ив, и совсем одна?

      На глаза у меня опять навернулись слезы. Я опозорила богов.

      – Что? Какой-нибудь юноша разбил ваше сердце? – допытывался он. – Хотите, я прогоню его прочь ради вас?

      Несмотря ни на что, я рассмеялась.

      – Юноши не интересуют меня, – сказала я.

      Мы немного посидели молча.

      – И все-таки почему вы плачете?

      – Я солгала, – прошептала я.

      Военачальник окинул меня внимательным взором, и уголки его губ дрогнули в улыбке:

      – И только-то?

      – Для вас это может быть пустяк, но для меня это значит очень много. Я еще никогда не лгала.

      – Никогда? Даже про разбитую тарелку или найденное чужое ожерелье?

      – Нет. Во всяком случае, с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы понимать законы Маат.

      Нахтмин ничего не сказал, и я подумала, что кажусь ему сущим ребенком, ему, человеку, видевшему войну и кровопролитие.

      – Не обращайте на меня внимания, – пролепетала я.

      – Это невозможно, – серьезно ответил он. – Вы дорожите правдой. И солгали только сейчас.

      Я ничего не ответила.

      – Все будет хорошо, я сохраню вашу тайну.

      Я вскочила на ноги, изрядно рассердившись:

      – Мне не следовало говорить вам ничего подобного!

      – Вы полагаете, что, солгав, потеряли мое уважение? – Он ласково рассмеялся. – Да весь двор Египта только на лжи и держится. Вы сами увидите это в Мемфисе.

      – В таком случае я лучше закрою глаза, – совсем уж по-детски упрямо заявила я.

      – И вам же будет хуже. Лучше держать их широко открытыми, госпожа. От этого зависит жизнь вашего отца.

      – Откуда вы знаете, от чего зависит жизнь моего отца?

      – Ну если уж вы не сумеете сохранить холодную голову на плечах, то кому еще это удастся? Вашей красавице-сестре? Фараону Аменхотепу Младшему? Они будут слишком заняты строительством гробниц и храмов, – ответил Нахтмин. Он на мгновение задумался и добавил: – Быть может, они даже распустят жречество, чтобы прибрать к рукам золото, которым оно владеет.

      Должно быть, я выглядела потрясенной до глубины души, потому что военачальник поинтересовался:

      – Неужели вы полагаете, что ваша семья – единственная, которая видит все это? От молодого фараона разбегается все его окружение. Если жрецы Амона падут, та же судьба ждет и прочих состоятельных мужей, – произнес он пророчески.

      – Моя сестра не имеет к этому никакого отношения, – твердо заявила я и зашагала обратно ко дворцу. Мне не понравилось, что он счел мою семью вовлеченной в планы Аменхотепа. Но он последовал за мною, не отставая ни на шаг.

      – Я оскорбил вас, госпожа?

      – Да, оскорбили.

      – Прошу прощения. В будущем я буду осторожнее. В конце концов, вы станете одной из самых опасных женщин при дворе.

      Я замерла на месте как вкопанная.

      – Вы будете посвящены в тайны, за владение которыми жрецы и визири платят шпионам очень приличные