Нефертити. Мишель Моран

неподалеку от озера Мерур?

      Она кивнула:

      – В маленькой земледельческой деревушке между озером и Нилом.

      Она принялась живописать огромные пространства глинистой почвы, переходящие на горизонте в поросшие зеленью холмы. И виноградники, растущие там и сям по берегам сине-зеленого Нила.

      – Во всем Египте не найти лучшего места для садоводства, сбора зерновых или выращивания папируса.

      – И чем же занималась твоя семья? – поинтересовалась я.

      – Мой отец был личным поставщиком вина для фараона.

      – И ты оставила его виноградники ради работы во дворце?

      – Только после его смерти. Мне было двенадцать, и я была младшей из пяти дочерей и семи сыновей. Мать не особенно нуждалась во мне, зато я унаследовала ее умение в обращении с красками.

      Я принялась рассматривать ее густо подведенные глаза в висящем над нашими головами зеркале, на широкие мазки малахита, которые почему-то не расплывались на солнце.

      – Старший нашел для меня место в качестве служанки царицы. В конце концов я стала ее любимицей.

      А теперь царица подарила ее мне. Думая о тете, я вспомнила многие ее бескорыстные поступки, прежде остававшиеся незамеченными. Но вот ее сын, эгоист до мозга костей, готов был безрассудно растранжирить ее доброту.

      – Жизнь во дворце куда легче и лучше, чем на виноградниках, – продолжала Ипу. – В городе женщина всегда может приобрести все, что ей нужно… – Она размякла от восторженных и благодарных мыслей. – Сурьму, духи, настоящие парики, экзотические блюда. По Нилу идут суда и останавливаются в Фивах. А вот в Эль-Файюме отродясь не бросал якорь ни один корабль.

      Я вздохнула, когда она принесла мне платье и льняные чулки. Никаких кораблей. Никаких толп народа. Никакой политики. Одни только сады. Надев шлепанцы, я устроилась подле жаровни. Ипу осталась стоять, и я указала ей на стул.

      – Скажи мне, Ипу, – я понизила голос, хотя Нефертити никак не могла меня услышать, – что говорят во дворце?

      Ипу просияла. Она попала в свою стихию.

      – Вы имеете в виду, о вас, госпожа?

      Я покраснела:

      – О моей сестре и царе.

      Она выразительно приподняла брови и сдержанно проговорила:

      – Ага… Я слыхала, что новый фараон – очень своеволен и упрям.

      Я подалась вперед:

      – А еще?

      Ипу опасливо оглянулась на дверь, ведущую в приемную и личные покои царя за нею.

      – И что новая царица очень красива. Другие слуги называют ее Неферет, Красавицей.

      – А Мемфис? – продолжала я расспросы. – Слугам уже сообщили, когда готовиться к путешествию?

      – О! – На щеках у Ипу заиграли ямочки. – Вот что вас интересует!

      Она подалась ко мне, и темные волосы каскадом обрушились ей на плечи. Она была красивой молодой женщиной и хорошо сложена; парик ее щедро украшали фаянсовые бисерины, а на веках лежали блестящие малахитовые тени.

      – Царица Тия заказала сегодня три новых паланкина, а главный конюший заявил, что были куплены еще шесть новых лошадей.

      Я откинулась