Арктический лен. Стихи разных лет.. Константин Кравцов

уж хребет поэта-гусляра…

      Струятся изумруды мерзлоты,

      блестит янтарный хрящик осетра,

      а кровь, как ни бели ее с утра,

      сквозь известь, чем прозрачней, тем видней

      подследственным: тому – на севера,

      ну, а тебе – тебе в страну теней,

      орел степной, листвы ненужный ком.

      Сгребли тебя – забудь о северах:

      подвал и крематорий на Донском;

      ты – прах. Ты невостребованный прах,

      и поздно пить боржоми, старина:

      под вышку подведенная страна,

      куда бы ни вела – не обессудь.

      Стихи? Под скрип телег и портупей

      писал один партийный грамотей:

      Кому какою родина видна —

      ну, в общем, лирик, в общем, ни хрена

      не сообщил. К чему я? Позабудь

      о родине. И, может быть, она

      и о тебе забудет как-нибудь.

      Нет, в самом деле: дел невпроворот

      у кума: что ни день, то из ворот

      соколиков вывозят шофера,

      короче – то работа, то фокстрот,

      то чистка, то партком et cetera.

      Кому какою – да, о чем базар.

      Служенье муз. Страстной ли там бульвар,

      Тверской ли. И пора, мой друг, пора

      ответить. Не зайти ли в этот бар?

      . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

3

      Шевелит жвала бедный богомол,

      таращит бельма, молится, чудак,

      седой, как лунь, скуластый, как монгол —

      охрана! Выноси! – протек чердак,

      и золотарник золотом истек

      и что сказать? Окончен файв-о-клок —

      несите, братцы! – гол я как сокол:

      обол Харону – сталинский пятак —

      а то и даром: русский? Да за так,

      чего уж там, какой уж там обол…

      эх, мать твою… куда ж тебя, милок?

      И – Салехарда звездный частокол:

      с овцы паршивой – шерсти рыжий клок,

      и – санный путь, и – что там, не пойму,

      что там за лица, чьи и почему,

      и лица ли, скажи, старик Ямал?

      Кто к стойке пригвожден, как пьяный Блок,

      кто в стойку встал и сто кривых зеркал

      зажглись и повели под локоток.

      То Витебский вокзал, то краснотал,

      то вьется над помойкой голубок,

      но гаснет, удаляется квартал,

      пустынный, синий – водки бы глоток!

      Но шут с ней. Да и вряд ли будет впрок —

      забудь. Уж как-нибудь переживем,

      сойдя во тьму и в ней мотая срок,

      пока не истощится кровоток,

      покуда не займется окоем

      летучим, беглым, перистым огнем.

      * Примечание: Салехард был последней командировкой Павла Васильева между отсидкой в рязанской тюрьме с зимы 35-го по весну 36-го и последним арестом в феврале 37-го – сразу после выхода из парикмахерской на Арбате; первая строфа – дословное воспроизведение команды перед расстрелом «соколиков» в гараже «автобазы» в Варсонофьевском переулке.

      Лайка по имени Чат2

      Однажды растает на тулове снег

      и кто был внимателен к первым стихам

      собачьими ребрами выйдет на свет

      в

2

Черный (хант.).