Дженни Герхардт. Теодор Драйзер

ты была?

      – Послушай, – прошептала она, – ты видел папу и маму?

      – Да.

      – Они знают, что я уходила из дому?

      – Мама знает. Она не велела мне про тебя спрашивать. Где ты была?

      – Ходила к сенатору Брэндеру просить за тебя.

      – А, вот оно что. Мне ведь не сказали, почему меня выпустили.

      – Никому ничего не говори, – умоляюще сказала Дженни. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал. Ты же знаешь, как папа к нему относится.

      – Ладно, – сказал Басс.

      Но ему любопытно было, что подумал бывший сенатор, что он сделал и как Дженни с ним говорила. Она коротко, скупо отвечала, и тут за дверью послышались шаги матери.

      – Дженни, – шепотом позвала миссис Герхардт.

      Дженни вышла к ней.

      – Ах, зачем ты уходила!

      – Я не могла иначе, мама. Должна же я была что-то сделать.

      – Почему ты оставалась там так долго?

      – Он хотел со мной поговорить, – уклончиво ответила Дженни.

      Мать смотрела на нее полными тревоги, измученными глазами.

      – Ах, я так боялась, так боялась! Отец пошел было в твою комнату, но я сказала, что ты уже спишь. Он запер входную дверь, но я опять ее отперла. Когда Басс пришел, он тоже хотел тебя видеть, но я уговорила его подождать до утра.

      И она опять грустно посмотрела на дочь.

      – Все хорошо, мамочка, – ободряюще сказала Дженни. – Завтра я тебе обо всем расскажу. А сейчас иди спать. Как папа думает, почему Басса выпустили?

      – Он не знает. Думает, может быть, просто потому, что Бассу все равно не уплатить штрафа.

      Дженни ласково обняла мать за плечи.

      – Иди спать, – сказала она.

      Она уже думала и поступала так, словно стала на много лет старше. Она чувствовала, что должна заботиться и о себе, и о матери.

      Следующие дни Дженни прожила как во сне. Все снова и снова она перебирала в памяти необычайные события того вечера. Не так уж трудно было рассказать матери, что сенатор опять говорил о свадьбе, что он хочет жениться на ней, когда вернется из Вашингтона, что он дал ей сто долларов и обещал дать еще, но совсем другое дело – то единственно важное, о чем она не могла заставить себя заговорить. Это было слишком свято. Обещанные деньги он прислал ей на другой же день с нарочным – четыреста долларов, которые он советовал положить на текущий счет в банк. Бывший сенатор сообщал, что он уже находится на пути в Вашингтон, но вернется или вызовет ее к себе. «Будь мужественна, – писал он. – Тебя ждут лучшие дни».

      Брэндер уехал, и судьба Дженни поистине повисла на волоске. Но она сохранила еще всю наивность и простодушие юности; внешне она была совсем прежней, только появилась в ней какая-то мягкая задумчивость. Конечно, он вызовет ее к себе. Ей уже мерещились далекие края, удивительная, чудесная жизнь. У нее есть в банке немного денег, она никогда и не мечтала о таком богатстве, теперь она может помочь матери. Как всегда бывает с молодыми девушками, она все еще ждала только хорошего;