Дженни Герхардт. Теодор Драйзер

бы не случилось. Так нет же, ты меня не слушала. Пускай она убирается вон! вон!! вон!!! Потаскушка, вот кто она такая! Теперь ей одна дорога – в ад. И пускай туда и отправляется. Я умываю руки. Хватит с меня.

      Он повернулся, собираясь уйти в свою крохотную спальню, но, не дойдя до двери, остановился.

      – Пускай убирается вон! – повторил он в бешенстве. – Ей нет места в моем доме! Сегодня же! Сейчас же! Я больше ее на порог не пущу. Я ей покажу, как меня позорить!

      – Не гони ее сегодня, – умоляла миссис Герхардт. – Ей некуда идти.

      – Нет, сегодня же! – сказал он, и на его суровом лице отразилась непреклонная решимость. – Сию минуту! Пускай ищет себе другой дом. Этот ей был не по вкусу. Так вот, пускай убирается. Посмотрим, каково ей будет у чужих.

      И он вышел из комнаты.

      В половине шестого, когда миссис Герхардт, заливаясь слезами, стала готовить ужин, вернулась Дженни. Мать вздрогнула, услыхав стук двери: она знала, сейчас грянет буря. Отец встретил Дженни на пороге.

      – Прочь с глаз моих! – сказал он в ярости. – Чтоб духу твоего не было в моем доме! Не попадайся мне больше на глаза. Вон!

      Дженни стояла перед ним бледная, дрожащая и молчала. Дети, вернувшиеся вместе с нею, окружили ее, изумленные и испуганные. Вероника и Марта, нежно любившие сестру, заплакали.

      – Что стряслось? – спросил Джордж, совершенно ошарашенный.

      – Пускай убирается, – повторил Герхардт. – Я не желаю терпеть ее в своем доме. Хочет быть потаскушкой – ее дело, но пускай убирается отсюда. Собирай свои вещи, – прибавил он, взглянув на дочь.

      Дженни не промолвила ни слова, но дети заплакали еще громче.

      – Молчать! – прикрикнул Герхардт. – Ступайте на кухню.

      Он выпроводил их из комнаты и вышел сам, даже не обернулся.

      Дженни тихо прошла к себе в комнату. Она собрала свои скудные пожитки и стала со слезами укладывать их в принесенную матерью корзинку. Девичьи безделушки, которых у нее набралось немного, она не взяла с собою. Они попались ей на глаза, но она подумала о младших сестрах и оставила их на прежнем месте. Марта и Вероника хотели помочь ей уложить вещи, но отец их не пустил. В шесть часов пришел домой Басс и, застав все встревоженное семейство на кухне, осведомился, что случилось.

      Герхардт хмуро посмотрел на него и не ответил.

      – В чем дело? – настаивал Басс. – Чего ради вы тут сидите?

      – Отец выгнал Дженни из дому, – со слезами шепнула миссис Герхардт.

      – За что? – изумился Басс.

      – Я тебе скажу, за что, – откликнулся по-немецки Герхардт. – За то, что она потаскушка, вот за что. Дошла до того, что ее совратил человек на тридцать лет старше ее, который ей в отцы годился. Пускай теперь выпутывается как знает. И чтоб духу ее здесь не было!

      Басс огляделся, дети широко раскрыли глаза. Все, даже самые маленькие, чувствовали, что случилось что-то ужасное. Но один только Басс понял истину.

      – Чего ради ты гонишь ее на ночь глядя? – спросил он. – Сейчас не время девушке быть на улице. Разве нельзя