Дженни Герхардт. Теодор Драйзер

закрылась за нею.

Глава Х

      В мире, куда в такую трудную для нее пору была брошена Дженни, добродетель всегда, с незапамятных времен, тщетно отстаивала свое право на существование; ибо добродетель – это способность желать людям добра и делать им добро. Добродетель – это великодушие, с радостью готовое служить всем и каждому, но общество не слишком дорожит этим качеством. Оцените себя дешево – вами станут пренебрегать, станут топтать вас ногами. Цените себя высоко, хотя бы и не по заслугам, – и вас будут уважать. Общество в целом на редкость плохо разбирается в людях. Единственный его критерий – «что скажут другие». Единственное его мерило – чувство самосохранения. Сохранил ли такой-то свое состояние? Сохранила ли такая-то свою чистоту? Как видно, лишь очень редкие люди способны порою высказать самостоятельное суждение.

      Дженни и не пыталась ценить себя высоко. У нее была врожденная склонность к самопожертвованию. Вовсе не просто было бы привить ей житейское себялюбие, которое помогает уберечься от зла.

      В минуты высшего напряжения всего заметней растет человек. Он ощущает мощный прилив сил и способностей. Мы еще дрожим, еще опасаемся сделать неверный шаг, но мы растем. Нами руководят вспышки вдохновения. Природа никого не отвергает. Если среда или общество от нас отворачиваются, мы все же остаемся в содружестве со всем сущим. Природа великодушна. Ветер и звезды – твои друзья. Будь только добр и чуток – и ты постигнешь эту великую истину; быть может, она дойдет до тебя не в сложившихся формулах, но в ощущении радости и покоя, которое в конечном счете и составляет суть познания. В покое обретешь мудрость.

      Едва Дженни отошла от двери, ее нагнал Басс.

      – Дай-ка мне корзинку, – сказал он и, видя, что она от волнения не может выговорить ни слова, прибавил: – Я, кажется, знаю, где найти тебе комнату.

      Он повел ее в южную часть города, где их никто не знал, к одной старухе, недавно купившей в рассрочку стенные часы в магазине, в котором Басс теперь работал. Он знал, что она нуждается в деньгах и хочет сдать комнату.

      – Ваша комната еще свободна? – спросил он эту женщину.

      – Да, – ответила она, разглядывая Дженни.

      – Может быть, вы сдадите ее моей сестре? Мы переезжаем в другой город, а она пока не может ехать.

      Старуха согласилась, и скоро Дженни обрела временное пристанище.

      – Ты не расстраивайся, – сказал Басс, искренне огорченный за сестру. – Все утрясется. И мама сказала, чтоб ты не расстраивалась. Приходи завтра домой, когда отец уйдет на работу.

      Дженни обещала прийти; Басс сказал ей еще несколько ободряющих слов, договорился со старухой, что Дженни будет столоваться у нее, и распрощался.

      – Ну вот, все в порядке, – сказал он уже в дверях. – Все будет хорошо. Не расстраивайся. Мне пора, а утром я к тебе забегу.

      Он ушел, и неприятные мысли не слишком его тревожили: ведь он считал, что сестра и в самом деле виновата. Это было ясно из того, как он расспрашивал ее дорогой, хоть и видел, что она грустна и растерянна.

      – Чего ради ты на это пошла? – допытывался