Час расплаты. Луиза Пенни

в стене.

      Любовь и тревога. Они идут рука об руку. Попутчики.

      Вернувшись к столу за следующей порцией тарелок, Гамаш ощутил на себе взгляд Рут.

      – Ну что, видишь? – тихо спросила она, когда он наклонился за ее тарелкой.

      – Я вижу встревоженного снеговика, – ответил он и, еще не закончив говорить, почувствовал, насколько нелепы его слова.

      Но старая поэтесса не стала его вышучивать. Она только кивнула:

      – Тогда ты близок к отгадке.

      – Не могу понять, для чего нарисовали эту карту, – сказал Арман, снова посмотрев на Рут.

      Ответа он не ждал и не получил.

      – Что бы ни послужило толчком для ее создания, делали ее не на продажу, – сказал Оливье, задумчиво глядя на бумагу. – Мне она нравится.

      Пока Арман и Мирна мыли посуду, Оливье достал из холодильника десерт.

      – С нетерпением ждете первого дня занятий? – спросил Оливье, раскладывая по вазочкам шоколадный мусс, приправленный ликером «Гранд Марнье» и покрытый сверху свежевзбитыми сливками.

      – Я немного нервничаю, – признался Гамаш.

      – Не волнуйтесь, ребятишки вас полюбят, – сказала Мирна, стоявшая с полотенцем в руках.

      Гамаш улыбнулся и протянул ей вымытую тарелку.

      – Что вас беспокоит, Арман? – спросил Оливье.

      Что его беспокоило? Гамаш и сам задавал себе этот вопрос. Хотя знал ответ. Его беспокоило, что, пытаясь расчистить завалы в академии, он мог сделать их еще более непролазными.

      – Возможная неудача, – ответил он.

      Наступила тишина, нарушаемая лишь позвякиванием тарелок в раковине и звуком голосов, когда Клара повела Рейн-Мари в свою мастерскую.

      – Меня беспокоит, что я недооценивал содержимое ящика для одеял, – сказал Оливье, добавляя изрядную порцию взбитых сливок к уже сервированному муссу. – Но больше всего меня беспокоит другое: я не понимаю, что я делаю. Меня беспокоит, что я обманщик.

      – Меня беспокоит, что много лет назад, будучи психотерапевтом в Монреале, я давала клиентам плохие советы, – сказала Мирна. – Я просыпаюсь посреди ночи в ужасе, не направила ли я кого-нибудь по ложному пути. При свете дня я в порядке. Большинство моих страхов приходит с темнотой.

      – Или когда горят свечи, – добавил Арман.

      Мирна и Оливье посмотрели на него, не вполне понимая, что это значит.

      – Вы и вправду опасаетесь неудачи? – спросил Оливье, насыпая кофе в кофеварку.

      – Я принял несколько очень рискованных решений, – ответил Арман. – Подобные решения могут пойти как во благо, так и во зло.

      – Когда я чего-то боюсь, я всегда спрашиваю себя: что может случиться самое худшее? – сказала Мирна.

      Осмеливался ли он задать себе такой вопрос?

      Ему придется уйти в отставку, и академию возглавит кто-нибудь другой. Но это будет наилучшим выходом в случае его неудачи.

      А наихудшим?

      Он свел вместе Сержа Ледюка и Мишеля Бребёфа. По определенной причине. Но что, если этот план обернется против него? Может произойти катастрофа. И катастрофа