Час расплаты. Луиза Пенни

слов напрашивалось для описания карты. Красивая. Детальная. Изящная и в то же время смелая. Необычная в своем переплетении практичности и искусства.

      Но странная ли? Нет, он бы никогда не использовал такое слово. Однако он хорошо знал старую поэтессу. Даже бессмысленные слова она применяла со смыслом.

      Если она сказала «странная», то именно это и имела в виду.

      Впрочем, представление Рут о странности могло не совпадать с представлением других людей. Она считала странной воду. И овощи. И оплату счетов.

      Гамаш нахмурился, обратив внимание, что торжествующий снеговик вроде бы куда-то показывает. Туда. Он склонился ниже. Туда.

      – Тут пирамида. – Палец Армана завис над изображением.

      – Да-да, – нетерпеливо произнесла Рут, словно пирамиды стояли повсюду. – Но странного ты ничего не замечаешь?

      – Она не подписана, – сказал он и снова вгляделся в рисунок.

      – Когда ты в последний раз видел подобную карту? – вопросила Рут. – Напряги мозги, придурок.

      Услышав ее ворчливый голос, Рейн-Мари посмотрела в ту сторону, поймала взгляд Армана и сочувственно улыбнулась, а потом вернулась к своему разговору.

      Она обсуждала с Оливье сегодняшние находки в ящике для одеял. Стопка «Vogues» начала ХХ века.

      – Захватывающее чтение, – сказала она.

      – Я заметил.

      Рейн-Мари давно интересовало, можно ли судить о человеке по тому, что висит у него на стенах. Картины, книги, украшения. Но до этого момента ей не приходило в голову, что о человеке можно судить по тому, что у него в стенах.

      – Здесь явно жила женщина, интересовавшаяся модой, – сказала она.

      – Либо женщина, – откликнулся Оливье, – либо гей.

      Он бросил взгляд в кухню, где Габри, виляя бедрами, исполнял какой-то немыслимый танец с поварешкой.

      – Вы думаете, это мог быть прадедушка Габри? – спросила Рейн-Мари.

      – Если возможно родиться от длинной череды геев, то Габри это удалось, – сказал Оливье, и Рейн-Мари рассмеялась.

      – Ну а что скажете о находке номер один?

      Они посмотрели туда, где сидели Арман и Рут.

      – Эта карта, – задумчиво произнес Оливье. – Какие-то пометы на ней. Может быть, потеки от воды. И грязь, что вполне ожидаемо. Однако пребывание в стене помогло ей сохраниться. Солнце на нее не воздействовало. Краски не выцвели. Она такая же старая, как и все остальное в ящике. То есть ей лет сто. Она чего-то стоит, как по-вашему?

      – Я всего лишь архивист. Антиквариатом торгуете вы.

      Он отрицательно покачал головой:

      – Сомневаюсь, чтобы кто-то дал за эту карту больше нескольких долларов. Она забавная, и рука художника чувствуется, но главное здесь – эти нововведения. Чье-то представление о шутке. И к тому же она слишком узкого назначения, чтобы интересовать кого-то, кроме нас.

      Рейн-Мари согласилась. От рисунка веяло очарованием, но часть этого очарования состояла в наивности. Корова? Пирамида, бог ты мой! И три живые сосны.

      Прозвучало приглашение к трапезе, если крик Габри «Скорее, умираю с голоду!»