Имя отчее… Избранное. Виктор Koрсуков

и произнёс: «П-с-с-с, девочки, без паники».

      – Во сколько лечить начинаем? – как главврач, строго спросил он.

      – Часов в двенадцать. Ночи. Я как занавески раздвину, ты и заходи. Дверь открою.

      – Ладно. Но чем позже – тем дороже, – поставил условие «лекарь» и скоро ушел.

      Когда Надежда возвратилась от свекрови, Николай был дома и смотрел телевизор. Жена села рядом. Показывали про летчиков. Комментатор в конце сказал очень, красивую фразу: «Тот, кто хоть раз ощутил полёт, обязательно захочет ещё и ещё раз ощутить это незабываемое чувство».

      Николай вспомнил крышу, вспомнил полет, чувство этого полета и почему-то разозлился и выключил телевизор.

      – Захочет, не захочет. Полет! – бубнил он. – Еще раз. На-кося, – он протянул в сторону телевизора кукиш.

      Надежда, следившая за мужем, тихо порадовалась:

      «Это даже к лучшему, что вспомнил, уложить бы теперь пораньше.»

      Легли как обычно. И, как обычно, к двенадцати, Николай произнес: «Ну, начали!»

      Надежда раздвинула занавески и зажгла свечу. Вошел Пуков. Он недолго постоял на пороге и, когда глаза привыкли к полутьме, тихо скомандовал:

      – Инструмент.

      Надежда вручила ему оцинкованный тазик и молоток. Лекарь, крадучись, подошел к машинисту, у которого работа только-только начиналась. Поднял над головой лунатика таз и, размахнувшись, треснул по нему молотком. Николай встрепенулся, завертел головой, остановил взгляд на Пукове и с криком: «Куда в кабину лезешь?!» – блызнул лекаря в лоб.

      Анатолий Пуков упал и с хорошей скоростью заскользил к серванту. Если комната была бы, например, как кинотеатр, Пуков, надо думать, ехал бы через весь кинотеатр. Но сервант погасил скорость лекаря, и он остановился. Малиновым звоном отозвался хрусталь, и глухо шлепнулась какая-то керамическая посудина. А оглушенный машинист упорно и зло допрашивал диспетчера:

      – Диспетчер! Что случилось? Сход, что ли? Диспетчер, але, сход что ли? Диспетчер! – крикнул он.

      Диспетчер не отвечал. Николай подул в кулак, радиосвязь не работала. Он тяжело вздохнул и устремил свой мутный-мутный взор на ополоумевшую жену. Тихо спросил:

      – Сход, что ли, а, Надь? – Он уже почти проснулся.

      У жены сами по себе текли слезы.

      – Нет схода, Коля, – всхлипывая, сказала она, – все вагоны на месте. Видишь, состав стоит.

      Николай оглядел комнату, но кроме стонущего Пукова никакого состава не заметил.

      – А этот что здесь? Чего ты здесь делаешь, мормышка обсосанная?

      – Ничего!, – Пуков встал и, потирая виски, сел за стол у окошка. Надежда включила свет и загасила свечку.

      – Ну, язви тя! Никто еще так не реагировал. Скольких уже вылечил, а этот. Тьфу! «В кабину не лезь», – передразнил он машиниста. – Нужен мне твой тепловоз, как попу гармошка, понял?! В кабину, видишь ли, к нему полезли, – он обиженно взмахнул руками. – Чего у тебя брать-то там? Колесо запасное?

      – Не положено посторонним, – профессионально ответствовал