Имя отчее… Избранное. Виктор Koрсуков

я. Потом успокоился и даже обрадовался. А, может, он не случайно забыл? Просто на душе легче стало, что отправил, и все.

      Так письмо и осталось у меня. Лежит непрочитанное, как камень на душе. Словно я в чем-то виноват. Будто б не доделал чего-то. Но не здесь…, там, в деревне.

      Евсеево счастье

      Так и не нашел дед Евсей своего счастья. Тыкался-мыкался по свету, уж очень хотел жизнь свою лучше всех устроить. Думал, век в молодых ходить будет. А оглянулся назад – жизнь-то и прожита. Всего ничего осталось. Частенько он стал смотреться в маленькое зеркальце. Расправит рукой морщины, растянет кожу-то – ничего еще, а отпустит, – она и съежится вмиг. И опять как гриб-сморчок. Плюнет он в зеркальце, протрет его о штанину и упрячет в карман.

      Таким и вернулся в деревню свою. А там уж никто его и не помнил. Старики разве что. Да и те лишь слову поверили, что Евсей он, а по виду даже старики не признали. Слову поверили.

      Деревни своей Евсей тоже не узнал. Прямые асфальтированные улицы, два магазина. Да много чего. От прежней одно название осталось – Поспелиха. Дней десять пожил он в клубной котельной, и в конце концов устроился на житье к старухе Клавдии Васильевне. Некрасивая, носатая, похожая на располневшую Бабу Ягу. Однако, добрая по нраву, тихая, приютила беспутного горемыку Евсея.

      Евсей живо и с охотцей принялся хозяйничать. Городьбу поправил, стайку, крыльцо укрепил. На пилораму устроился. И вроде бы все хорошо, а все равно по вечерам в зеркальце заглядывал да в стайке подолгу пропадал. Потом отдыхал. Вздыхал, курил на крыльце и шел спать. От бабки отдельно. Она за перегородкой, а Евсей – в передней, на неудобном старом диване. Перед сном иногда беседовали. Когда коротко – что сегодня было, что завтра сделать, а когда и подолгу. Смотря на какую тему разговор выйдет. Сегодня вот беседа затянулась. Тихая, мрачная тема.

      – Чего – й ты в зеркальце-то все время любуешься? – спросила старуха. – Аль приглядел кого?

      – Приглядел. Конечно, – ворчливо отозвался Евсей. – Косую вот приглядел. Из-за плеча выглядывает.

      – Да уж так, – помедлив согласилась Васильевна. – За нами она по пятам ходит. – Не торопится даже. То там кольнет, то здесь. Беда. Эх-хех-хе!

      – Беда. – Евсей тоже вздохнул и улегся поудобнее.

      – Я уж двоих отдала ей. Так ты уж погодь, – бабка, казалось, упрашивала. – Погодь, Евсей.

      – Да я ведь и не тороплюсь. А как приголубит, куда денешься? Снесешь и меня.

      – У меня только и работы, что вас носить, – рассердилась старуха. – Хоть с одним малехо наладиться. Теперь уж моя очередь.

      – Ну вот, – повысил голос Евсей, – уж и в очередь встали. В магазине что ли?!

      – Да обидно мне, Евсей. Мужики какие-то хлипкие попадались. Вот Михаил был. Так тот с виду – ну, боров. А ведь раз – и вмиг помер. Не охнул даже. Алексей тот покрепче был. Хотя и худой. И тоже враз. Вечером говорит мне: «Постели-ка мне, Клавдия, на полу». Я ему матрац разложила. Он говорит: «Матраца не надо, одеяло тонкое