Змеиный медальон. Кира Владимировна Калинина

Такое бывает, если король нарушает свои обеты. Или если на трон садится самозванец, не прошедший, как должно, все стадии коронации. Порой я думаю, что браккарийцы просто подобрали юношу, похожего на сына Зайдувиара и наделённого некоторым даром…

      Зайдувиар. То есть Всевласт. А его сын – Питнубий. То есть Добродей.

      – Впрочем, это неважно, – сказала Мара. – Важно, что претензии Майнандиса на Захотимье не лишены оснований. У нас принято, переселяясь на новое место, брать с собой горсть родной земли, чтобы не терять связи с отчим краем. И связь эта, как мы убеждаемся в последнее время, до сих пор крепка. Боль и муки Майнандиса отражаются на нас. Но это лишь слабые отголоски. Несчастья живущих по ту сторону Хотими должны быть стократ хуже. Только теперь я понимаю, как далеко всё зашло. Благодаря тебе, Кен, благодаря тому, что ты смог услышать и почувствовать…

      – Но почему я, чужой человек, почему не Маниська? Она же ваша лучшая ученица! И другие – неужели за столько лет никто ничего не заметил? – Кешка сглотнул. – Мы же не одни на поле…

      Он хотел сказать "трахались", но бледный огонь в глазах Мары полыхнул плазменным жаром и выжег не успевшее сорваться с языка слово.

      – Верно, не одни, – медленно произнесла она. – И мне тоже очень хотелось бы знать, почему Сердце земли открылось именно тебе, пришельцу из иного мира.

      Она смотрела на него так, будто и правда ждала ответа. Нет – будто ответ был ей известен и она надеялась, что Кешка его угадает…

      – Пожалуйста, скажите мне, – прошептал он. – Если вы что-то знаете!

      Голова, замшелая колода, качнулась из стороны в сторону, лунные огни в коровидных складках погасли и зажглись снова.

      – Увы, мальчик. Я просто старая деревенская ведунья. Всё, что я могу, это помочь тебе развить твой дар.

      В первое мгновение Кешка не понял. Потом сердце дрогнуло, и он заледенел, да так, что ни отодвинуться, ни встать не мог.

      – Дай мне руки. Не бойся. Я покажу тебе, что единение с землёй может быть не только болью, но и радостью.

      Кешка одеревенело вложил свои ладони в грубые, шершавые – Марины.

      – Вспомни, чему я тебя учила. Расслабься. Прислушайся к шорохам и звукам там, снаружи. Растворись в них. Отыщи доминанту…

      Он пытался, честно. Закрывал глаза, напрягался так, что мозг сводило. Всё без толку. Привычные голоса леса раздавались совсем рядом, громкие, разборчивые, но неживые, как из телевизора. Плоский, бессмысленный шумовой фон.

      – Ты слишком напуган, – Мара вздохнула. – Поверь мне, Кен, сейчас ты не сможешь услышать Сердце Майнандиса, даже если очень постараешься. Не бойся.

      – Я не боюсь, – ответил он оскорблённо.

      Соврал, конечно. И вдруг понял, что главный его страх – не тяжкая, давящая боль в груди, не колокольный бой в затылке, а вот это сидящее рядом нечеловеческое существо, которое держало его запястья, точно в оковах.

      Что бы там ни творили короли Майнандиса, они далеко, а Мара здесь, и в своей маленькой лесной вотчине она больше, чем королева. Ей подчиняются, как высшей силе, без раздумий и возражений, и только