Три напрасных года. Анатолий Агарков

Ему швейка врубать – не привыкать. Сидим, ждём, чувствуем – развязка близка.

      Топает Яковлев.

      – Вы чего здесь?

      – Петрыкина ждём?

      – А его не было? Ну-ка, пойдёмте.

      Поднялись на этаж. Яковлев своим ключом квартиру открыл. В прихожей Петрыкин в нас задом целит – пол домывает.

      – Вот как хорошо! – радуется взводный. – И побелили, значит. Можно въезжать.

      Петрыкин на нас глазами вращает – морда пунцовая. В часть шли – поставил меня к Сибилеву в затылок и рычит:

      – Раз-два, раз-два, левой….

      И бубнит:

      – Кранты вам, салаги, задрочу. Бог видит ….

      Мы идём, молчим и думаем: «Ну, дрочи, дрочи – да только известно, бодливой корове Бог рог не даёт».

      На этот раз дал. Буквально на следующий день Глобус домой улизнул, в краткосрочный отпуск, а на его место инструктором к нам послали Петрыкина. В тот же день на вечерней поверке:

      – Агарков, выйти из строя.

      Подходит:

      – Это что, это что…?

      Дёрг меня за гюйс и пуговицу оторвал – форменный воротник повис на одном плече. Дёрг за робу – её край из-под брюк выпростался. Стою растрёпой, а Тундра:

      – За нарушение внешнего вида объявляю наряд вне очереди.

      Ну, наряд, так наряд. Он инструктор – имеет право. А я… Что я – служу, как говорится, Советскому Союзу.

      Наряд вне очереди выпал на камбуз – в посудомойку. После развода нас ещё раз построили, проверили отсутствие грязи под ногтями, ну и прочее. Приняли мы боевые посты у отслужившей смены. Впереди ужин, но ещё есть время перекурить – курилка в подвале. Наряд-то не маленький – пять тысяч человек накорми, посуду помой, обеденные столы и залы тоже.

      Спускаюсь в подвал. Группа курсантов толпится у трапа и дальше ни шагу. В чём дело? И курить охота, и время уходит. В чём дело? Из курилки пронзительный и ненавистный голос Петрыкина:

      – Равняйсь! Смирно! Отставить! Отставить касается команды «Смирно!», а «Ровняйсь!» никто не отменял. Я вас, сволочи, научу Родину любить. Смирно!

      Блин! Нигде от него нет покоя. Да плевать! Раздвинул плечом курсантов и пошёл в курилку. Открываю дверь, ко всему готовый – но к этому не был. Опешил от удивления – Устинька подметает пол и петрыкинским голосом орёт:

      – Подтянуть грудь, выпятить живот…. Прямо шагом марш!

      Наконец врубаюсь и подыгрываю – закрывая дверь, ору для оставшихся в коридоре:

      – Разрешите присутствовать, товарищ старший сержант?

      – Я вам покажу перекур! – надрывается Устьенька. – Тряпку в зубы, и чтоб пол блестел.

      Сели с курсантом Устьянцевым, курим, смотрим на дверь – кто первый войдёт? Докурили – никто не вошёл. Вот таких смельчаков набирают в морчасти погранвойск. И тупорей – назови я Петрыкина старшим сержантом, носом бы дверь открыл.

      Чашки моет посудомоечная машина. Один курсант вставляет, другой вынимает и подаёт мне. Моя задача – всполоснуть их в ванне. На самом деле эта операция