Три напрасных года. Анатолий Агарков

день мы мимо него трусцой.

      Белов:

      – Товарищ старшина.

      Петрыкин:

      – Смена стой.

      И на полусогнутых к Белову – так, мол, и так, следуем с камбуза в учебный корпус.

      – Ну, так и проследуйте, как подобает, – требует кавторанга.

      Петрыкин возвращается:

      – Правое плечо вперёд, смена, шагом марш.

      Выводит нас на исходную прямую – к прохождению торжественным маршем готовит. А от направляющих шепот шелестом:

      – Паровозик, паровозик, паровозик….

      Ну и что, что Белов. Ну и что, что зам по строевой. Достал Петрыкин до самого немогу. Не отступать, моряки!

      Идём. Петрыкин руку к виску:

      – Смена, смирно, равнение на-Лево!

      Всё сделали, как надо – и руки прижали, и на Белова дружно воззрились, а ногами:

      Раз, два, три, бум! Раз, два, три, бум!

      Крякнул Белов, развернулся и, широко ступая, ринулся в штаб. Мы подумали – всё, кранты Тундре. Он руку опустил, на нас не смотрит, топает по аллее (без команды и повернули) в учебный корпус.

      За ночь Петрыкин оклемался, отошёл от животного страха перед Беловым. Утром на зарядке загнал нас в какой-то аппендикс аллей и давай воспитывать:

      – Что, скоты – думали, ваша возьмёт? Ни черта! Ещё маршал Жуков говорил, что дисциплина держится на старшинах. А вы – тля, навоз, придурки недоученные. Я с вас ещё семнадцать шкур спущу, но сделаю людьми….

      Туманец морозный, подтянувшись с моря, клубился по аллеям. Температура не такая уж и низкая для нас, уральцев, но при морской влажности уши сворачивала. Мы стояли без шинелей, без головных уборов – Тундра, песец заполярный, закалял нас, приучал стойко переносить холода. Другие (чуть парок изо рта) – на зарядку в шинелях, на камбуз в шинелях, а мы всегда вот такими.

      – Что здесь происходит? – майор в юбке, сама начальница медицинской службы отряда, топала мимо. – Кто старший?

      Петрыкин метнулся к ней.

      – Ты,… ты,… ты…. – она не могла подыскать слов своему возмущению. – Курсантов в роту, а сам ко мне, вместе с командиром. Ко мне…! бегом…! вместе…! в роту…!

      Она топала ногами и грозила кулаком Петрыкинской спине.

      Всё, спёкся Тундра. На самоподготовку к нам пришли Яковлев и Ничков. Последнего взводный представил как нового инструктора. Только к утру следующего дня в смене осталось едва ли половина состава. Остальные в санчасти – результат Петрыкинского воспитания. Я ещё день держался, а потом чувствую – хреновато. Себя чувствую хреновато. Перед ужином подхожу к Седову. Он:

      – Запишись в тетрадь дежурного. После ужина вас всех Петрыкин в санчасть сводит.

      Опять Петрыкин!

      Сели на камбузе – меня от еды воротит.

      – Будешь? – двигаю чашку Терёшкину.

      Ничков с края стола:

      – Что там?

      – Разрешите, – говорю, – выйти – тошнит.

      – Беременный