Три напрасных года. Анатолий Агарков

курсанты!

      Я крутанулся через правое плечо, метлу как карабин к ноге.

      – Виноват, товарищ капитан третьего ранга.

      Наш взводный Яковлев.

      – С вами что?

      Рядом с моим пристроил плечо Моторин:

      – Расцарапал, товарищ капитан третьего ранга. В носу ковырял….

      – Ага, в носу, – взводный у нас нормальный. – Ну, иди.

      Ну, что сказать – молодец Моторин хоть в чём-то: не стал стучать.

      Молодец-то молодец, но на следующее утро в умывалке, только лицо намылил, мне – бац! – кто-то по затылку, я губу разбил о кран водоразборный. Пену смахнул, головой верчу – полроты мимо шмыгает, все торопятся процедуры известные принять. У нас как – пока одни, стоя в проходе, заправляют кровати верхнего яруса, владельцы нижних – в умывалке, и все бегом, всё на ходу. А мне стало доставаться каждое утро.

      Постовальчик бы решил мою проблему, но после перестановки с Чуркиным разъехались и наши кровати – нижние заправляют, верхние умываются.

      Говорю Терёшкину:

      – Проследи, Серёга, кто мой кумпол тревожит.

      На следующее утро только мыльными ладонями по лицу провёл, мне кулак в голову прилетел – кожа на щеке лопнула, поцеловавшись с краном. Ах, туды твою!

      Глаза промыл, смотрю – Терёшкин рядом фыркает.

      – Серый, ну, что ж ты – поставили смотреть, а ты подслушиваешь.

      Крутит круглой своей бестолковкой:

      – А я что, я ничего. А ты чего?

      А у меня кровь по щеке, под глазом синева разливается.

      Постовал:

      – Терпеть больше нельзя – надо что-то делать.

      Вечером в личное время пошли с ним во второй кубрик и прямо к Моторину:

      – Твоя работа? Открыто посыкиваешь побазарить?

      Нас окружили ребята:

      – В чём дело?

      Обсудили все нюансы, дали добро на поединок. В курилке – есть и такая в роте, под крышей, приличная, в смысле размеров, по углам урны – закрылись четверо: мы с недругом, конечно, Постовал и Игорь Иванов, командир отделения Моторина. Остальные слонялись по коридору, страхуя на случай чего.

      У Моторина вид сельского пройдохи – хитрые глазки и круглое мясистое лицо, напоминающее сортирного червя. Драться он не умеет, но силенкою не обижен – такие в потасовку лезут по пьянке или от великой злости. Мне надо его разозлить, на это расчёт – кинется очертя голову, и я уложу его хорошим ударом: чего тут с ним прыгать, изображая Мохаммеда Али.

      – Что, опарыш, звенят коленки?

      Он стоял, набычившись, опустив руки, сжав кулаки. Лицо его наливалось краской. Я переступал с ноги на ногу, повадил плечами. На это тоже был расчёт. Пусть мельтешат в его глазах – он рванёт, я подставлю плечо и резко уберу. Он и уйдёт в пустоту, а потом встретиться с моим кулаком.

      Что-то медленно мой противник злостью наливается.

      – О-па! – я сделал выпад и назад. – Не дрейфь, моряк ребёнка не обидит.

      Стоит,