Три напрасных года. Анатолий Агарков

с подпоркой. Переборки тоже надо струбциной подпереть – могут схлопнуться.

      Короче, спустили, объяснили, показали и приказали. Сначала насухо всё сделали. Водой даванули – потекла наша работа. Потом под давлением воды все пробоины заделывали. Потом к всеобщей суматохе сирену добавили. Потом мигающий красный цвет. Потом кромешная темнота. Тренировки, тренировки, тренировки….

      Расскажу, забегая вперёд, об экзамене. Построили наш расчёт (8 курсантов) в этом самом трюме. Каплей (капитан-лейтенант) из экзаменационной комиссии прошёлся, всем по сигарете в зубы дал. Кто-то:

      – Разрешите закурить?

      – Разрешаю.

      Да как закуришь – стоим в робах без тельников и гюйсов: через минуту будем мокрые, как черти. И спички, и сигареты и сменная амуниция – наверху. А я думаю, зачем он сигареты нам в рот сунул – нет, неспроста. Говорю:

      – Сигареты, парни, не выплёвывайте.

      – А куда их?

      – Под язык засунь.

      Я так и сделал. Да пусть себе горько – жуют же табак аборигены.

      Только скрылись в подволоке (потолке) каплеевы штиблеты, брякнул люк – началось! Свет погас. Аварийный замигал. Погас, проклятый! По ушам сирена проехалась, в грудь – вода. Сорвались, бросились борта латать. Напор с ног валит. Избыточное давление – одна атмосфера. Утопли, значит, на 10 метров. За минуту не управимся – сила напора удвоится. На двадцати метрах погружения (условного, конечно) выключаются сирена, аварийка, включается нормальный свет. В заштопанные дыры сочится вода, давление за бортом – три атмосферы.

      Открывается люк, в наше чумное пространство просовывается каплеева голова – осторожненько, чтобы формочку не замочить. Видит – всё нормально – спускается. Мы строимся. Он проходит с экзаменационной ведомостью.

      – Фамилия? Сигарета ваша где?

      Я выплюнул коричневое месиво на ладонь.

      – Молодец. Отлично. Ваша? А фамилия? Хорошо.

      Не правда ли, интересный подход к оценке индивидуальных действий расчёта.

      Ну, это я много вперёд забежал – аж на выпускные экзамены. До них нас лудили и лудили.

      Да-а, служили. Но мы были живыми людьми, и с нами случались различные истории. Расскажу пару штук.

      День к отбою катился. У нас личное время. Захар из своего (второго) кубрика прибегает.

      – Хотите на «шурупа» взглянуть?

      Эка невидаль! Но идём. Сидит паренёк в морской робе и к солдатской шинели пришивает погоны. По щекам слёзы бегут. Никто не смеётся – посмотрели и прочь. Рассказали потом старшины. Пацан из свердловского института в морчасти призвался, а папашка – генерал в Генеральном штабе. Как узнал, ногами затопал – а подать сюда сукина сына! Учиться отправлял – а он вон куда устроился. Короче, от службы отмылить не удалось, а вот от трёх лет – да: в Москву, в советскую армию служить отправили. Был бы парень на гражданке, упал на спинку, ножками посучил,