Каков есть мужчина. Дэвид Солой

это не показатель…

      – Ты как хочешь, – говорит Фердинанд сквозь смех, – а я их приглашу за наш столик.

      Саймон вздыхает с неудовольствием, руки его слегка дрожат, и он закуривает очередную сигарету. Он смотрит, как Фердинанд в своей неподражаемой манере подруливает к девушкам и заговаривает с ними. Он указывает на столик, за которым сидит Саймон, и Саймон сразу же отводит взгляд и смотрит в окно на внушительную черную громаду Святого Витта, шедевр готики. Он еще рассматривает собор или делает вид, что рассматривает, когда слышит голос Фердинанда:

      – Это мой друг, Саймон.

      Он поворачивает голову, солнце слепит его, и он щурится. Вот они стоят перед ним, со стаканами в руках. На одной летняя шляпка. Фердинанд приглашает их присесть, и они неуверенно присаживаются.

      – Ну, – говорит Фердинанд, занимая свое место, и голос его обретает особую глубину и бархатистость, – как вам нравится Прага? Давно вы здесь? Мы только утром прибыли – еще почти ничего не посмотрели. Так ведь, Саймон?

      Саймон качает головой:

      – Ну, в общем, да.

      – Мы заглянули туда, – говорит Фердинанд, кивая за окно. – Саймон любит соборы.

      Девушки переводят взгляд на него, как бы ожидая, что он на это скажет, но он молчит.

      – А вы там были? – спрашивает Фердинанд, обращаясь непосредственно к девушке в летней шляпке, ведь она гораздо привлекательнее.

      – Ага, вчера, – говорит девушка.

      – Правда, впечатляет?

      Она смеется.

      – Ну, так, – говорит она, словно ожидая, что Фердинанд хочет подшутить над ней.

      – Я в смысле, они же все типа одинаковые, – говорит он. – Мы побывали чуть не во всех в этой части Европы, так что могу ответственно заявить об этом.

      – Да?

      – Ну, то есть, понимаете, о чем я.

      – Так где вы еще побывали? – спрашивает она.

      И пошла беседа – где вы были, что вы видели. Саймона коробит манера Фердинанда. Это словно маска, которую тот надевает, общаясь с незнакомками, и в этом чувствуется какая-то фальшь, особенно на фоне его демонстративного молчания. В противовес всей этой показухе и занудству. А когда пышнотелая подруга девушки в шляпке спрашивает его, какую музыку он любит, он пожимает плечами и говорит, что не знает.

      Фердинанд рассказывает о японской паре, которую они видели: на нем льняной костюм и панама, на ней бирюзовое платье с блестками, и они танцуют на главной площади Кракова. Затем он рассказывает, как их с Саймоном сняли с поезда на польско-немецкой границе и обыскали усатые немецкие служаки.

      – Думаю, они особенно в чем-то подозревали Саймона, – сообщает он с улыбкой, заразительной для дам, и Саймон тоже улыбается, пусть и сдержанно, как бы принимая навязанную ему роль.

      – Обоих заставили раздеться догола, – говорит Фердинанд.

      Шляпка сдавленно смеется.

      – Что, серьезно?

      – Нет, – говорит Саймон, не глядя на нее. А затем он объявляет, глядя прямо на Фердинанда, словно они тут одни: – Почти пять.

      – Уже? – говорит Фердинанд непонимающе.

      – Да, – говорит Саймон,