Кентерберийские рассказы. Джеффри Чосер

на небе забрезжила заря.

      Но не смолкали в спальне поцелуи,

      И время провели они ликуя.

      А между тем бедняк Авессалом,

      Измученный томленьем, не трудом,

      В харчевне Оссенейской освежался,

      Где по секрету он осведомлялся,

      Когда подрядом занят плотник Джон.

      И от монаха вдруг услышал он,

      Что не был Джон ни нынче, ни в субботу.

      «Наверное, он взял еще работу,

      За дранью посылал его аббат,

      А с нею он воротится назад

      Дня через два иль три, никак не раньше.

      Иль, может быть, сидит он дома. Дрань же

      Готовит Робин. А наверняка

      Сказать вам не могу про старика».

      Авессалом обрадовался очень,

      И счастье попытать решил он ночью.

      «С утра, – сказал он, – в доме никого.

      Должно быть, Робин попросил его

      На месте показать, как дрань готовят,

      И, значит, муженек меня не словит.

      Я ночью постучусь в окно их спальной,

      И повесть о моей любви печальной

      Я милой расскажу. Меня, как знать,

      Умилостивится поцеловать.

      Хоть это получу я в утешенье.

      Недаром у меня в губах свербенье, —

      Ведь это поцелуя верный знак.

      Потом под утро, то есть натощак,

      Меня во сне обедом угощали.

      Пойду усну, пика не помешали,

      Раз я собрался бодрствовать всю ночь».

      Когда петух, стремясь заре помочь,

      Лишь первый раз под утро кукарекнул

      И рог луны еще на небе меркнул,

      Авессалом проснулся, приоделся

      И в зеркальце еще раз погляделся.

      Он волосы прилежно расчесал,

      Корицы, кардамона пожевал,

      «Листок любовный» [99] сунул под язык

      (Он верить в снадобье сие привык)

      И, добредя до Плотникова дома,

      Прильнул к ее окошечку резному

      Так, что ему косяк вдавился в грудь,

      Откашлялся, чтобы передохнуть,

      И начал так: «Сладчайшая богиня,

      К моей мольбе склонися ты хоть ныне,

      Дыханье уст твоих мне что корица.

      Души моей пресветлая денница,

      Скажи хоть слово другу своему,

      И мысленно тебя я обойму.

      Жестокая! Ведь нет тебе заботы,

      Что я ослаб не от ночной работы,

      Что от тоски меня бросает в пот,

      Что стражду я уж скоро целый год.

      Я – что теля, от вымени отъято,

      Что голубок, любовию объятый.

      Мне внутренность сжигает огневица,

      И ем я мало, словно я девица».

      «Пойди ты прочь, напыщенный осел! —

      Она ответила. – Зачем сюда пришел?

      Выклянчивать улыбки, поцелуя,

      Ты знаешь сам, что не тебя люблю я.

      Ступай же прочь и не мешай мне спать,

      Не то тебя сумею наказать».

      «Увы! О, горе мне! – заохал он. —

      Бывал ли так поклонник награжден?

      Ну поцелуй меня хоть раз, голубка,

      Узнать хочу, твои сколь сладки губки».

      «Тогда уйдешь?» – спросила тут она.

      «Фиал печали изопью до дна,

      Но

99

«Листок любовный» – ароматная трава.