Кентерберийские рассказы. Джеффри Чосер

комнатах безвыходно держал.

      Она была юна и своенравна,

      А он старик, и этот брак неравный

      Ему сулил, он знал и сам, рога.

      Не допустить старался он врага

      К жене своей. Простак не знал Катона,

      Который написал во время оно:

      «Жениться следует ровне с ровней,

      И однолеткам в паре быть одной».

      Попав, однако, в старую ловушку,

      Он не пролить старался счастья кружку.

      Она была стройна, гибка, красива,

      Бойка, что белка, и, что вьюн, игрива.

      На ней был пояс, вышитый шелками,

      И фартук стан ей облегал волнами

      Как кипень белыми. А безрукавка

      В узорах пестрых. На сорочке вставки

      Нарядные и спереди и сзади.

      Коса черна, что ворон на ограде.

      Завязка чепчика того же цвета;

      И лента шелковая, в нем продета,

      На лбу придерживала волоса;

      Волной кудрявою вилась коса.

      Глаза ее живым огнем сияли;

      Чтоб брови глаз дугою огибали,

      Она выщипывала волоски,

      И вот, как ниточки, они узки

      И круты стали. Так была нарядна,

      Что было на нее смотреть отрадно.

      Нежна, что пух, прозрачна на свету,

      Что яблоня весенняя в цвету.

      У пояса, украшена кругом

      Шелками и точеным янтарем,

      Висела сумка. Не было другой

      Во всем Оксфорде девушки такой.

      Монетой новой чистого металла

      Она, смеясь, искрилась и блистала.

      Был голосок ее так свеж и звонок,

      Что ей из клетки отвечал щегленок.

      Дыханье сладко было, словно мед

      Иль запах яблок редкостных пород.

      Как необъезженная кобылица,

      Шалить она любила и резвиться.

      Пряма, что мачта, и гибка, что трость,

      Была она. Не щит – резная кость

      Огромной брошки ей была защита.

      Была высоко, туго перевита

      Завязками нарядных башмачков

      Лодыжка тонкая. Для знатоков

      Она прелакомый была кусочек,

      Могла б затмить легко баронских дочек,

      Позора ложе с лордом разделить,

      Могла б она женой примерной быть

      Какого-нибудь йомена, который

      По возрасту пришелся бы ей впору.

      И вот, друзья, случилось как-то раз,

      Завел возню с ней Душка Николас

      (Весь день тот был супруг ее в отлучке).

      Сначала приложился Душка к ручке,

      Но дальше – больше, волю дал рукам

      (Умел он ублажать девиц и дам):

      «О, утоли любви моей томленье,

      Непереносны от тебя мученья!»

      Вздохнул и обнял клерк ее за талью;

      «О милая, я изойду печалью!»

      Но, как кобыла, что, ярмо почуя,

      Брыкнет, взовьется разом, негодуя,

      И, отбежав, оцепенеет вдруг,

      Она рванулась у него из рук.

      «Нет, нет, тебе не дам я поцелуя.

      Пусти меня сейчас же! Закричу я!

      Прочь руки, говорю тебе, и встань!»

      Тут Николас свою отдернул длань,

      Но так умильно начал он ласкаться

      И убеждать, просить и извиняться,

      Что